Юлия Резник - Семь

— О господи… Анна, оставь это дерьмо!

— Не оставлю! Я и сама-то осмелела, только лишь по одной причине… Впервые я увидела человека, который действительно может хоть что-то изменить!

— И этот человек — я?!

— Несомненно. Ты уже знаешь гораздо больше, чем любой человек до тебя…

— Ты знаешь ровно столько же… А возможно и больше.

— Я не воин, Яков… Просто подумай о том, что происходит. Ты мог бы этому противостоять. Ты бы мог…

Я ничего не ответил. Вернулся в машину, включил автопилот, задав курс обратно к госпиталю. Мне нужна была Нана. Я не мог и не хотел думать о чем-то еще. Я не хотел…

Она лежала, свернувшись в комок на самом краю постели. Я осторожно уселся рядом. На пол. В окна лился неоновой свет, и в этом свечении лицо Наны казалось совсем неживым. Серым… Меня ударило волной ярости. Подорвало… Я вскочил, заметался по комнате. Это было несправедливо! Так не должно было быть! Как же ты ошибалась, Анна, как же ты ошибалась! Как я спасу человечество, когда даже жену не в силах спасти?! Когда я не в силах ее спасти… Я подошел к окну. Злость разрывала меня на куски, рвала душу, взрывала голову. Из груди рвался крик… Но самое большее, что я мог, это тихонько застонать в кулак…

Я не услышал, как она подошла ко мне. Только почувствовал руки, что оплели мой торс. Нана уткнулась лицом мне в спину и прошептала:

— Не злись…

Я выдохнул, медленно к ней поворачиваясь, боясь поверить, что моя девочка ко мне вернулась. В последнее время этого почти не случалось.

— Я не злюсь, маленькая…

— Злишься. И я злюсь, возможно, растрачивая на это чувство остатки энергии… Мы все злимся по той или иной причине. Ной, Анна, Мат… Все люди вокруг… Кого ни коснись. И самое страшное, что мы все не осознаем, что наш гнев — это убийца любви. Убийца всего хорошего, что в нас есть…

Голос Наны слабел, как и ее ноги. Осторожно я проводил жену к постели. Помог устроиться на кровати и прилег рядом. Мы так давно с ней не говорили…

— Знаешь, что самое страшное? Гнев многолик… И лежа на этой койке, я познакомилась, пожалуй, с каждым его проявлением… Я тебя вгоняю в депрессию своей философией? — слабо улыбнулась Нана мне в бок. Я ничего не ответил и ухмыльнулся… Моя жена прекрасно знала, что с ней я был готов обсуждать все, что угодно. Даже цвет занавесок в столовой нашего дома.

— Раздражительность, вспыльчивость, злопамятство, ненависть и непрощение, — продолжила Нана, практически засыпая, — все одно к одному.

— Боюсь, что в современном мире нам этого всего не избежать… — задумчиво вздохнул я.

— Хм… Даже если альтернатива — гибель всего живого?

— Не знаю… Думаешь, нас еще что-то может спасти?

— Я могу только предполагать, что нас спасет кротость.

Эти помывки меня доконают! Я потянулась рукой к мылу, но оно выскользнуло из моих одеревеневших пальцев и закружилось по дну душевой кабинки. Створка двери отъехала в сторону. В образовавшуюся щель просунулась голова моей ненавистной сиделки:

— Может быть, я все же могу вам помочь?

— Нет! Убирайся…

— Возможно…

— Господи, да просто оставь меня в покое! — заорала я. — Неужели это так сложно сделать?!

Створка плавно вернулась на место. Аккуратно сместившись, я подхватила скользкий брусочек и провела им по груди. Сверху на голову мне лилась вода. И это было такое блаженство! Небольшая передышка для моего измученного болезнью тела. Самым отвратительным в этом всем было то, что меня запомнят такой…

— Нана… — послышался голос Якова.

— Я в душе! Дай мне несколько минут…

В последнее время я боюсь показываться мужу на глаза обнаженной. Не хочу, чтобы он видел меня такой… Тщеславие… Проклятой тщеславие, которое причиняет Якову боль — я знаю. Знаю… и просто не могу переступить через себя.

Я попыталась встать, но ноги меня не слушались, а зрение опять пропало.

— Марина… Марина!

— Да? Я могу вам помочь?

— Ты же для этого здесь, ведь так? — съязвила я и тут же заткнулась. Меня пугал тот человек, который все чаще говорил за меня. Та… другая я, теперь постоянно вырывалась из-под контроля и причиняла боль не только всем окружающим, но и мне… Той, которой я была еще совсем недавно.

Сиделка радостно улыбнулась (чему только скалится?!) и протянула мне толстую руку. Я обхватила ее, на негнущихся ногах сделала два шага к коляске.

— Пожалуйста, подай мне одежду…

Она проворно кинулась исполнять мою просьбу, а я равнодушно отвернулась к стене. Марина подала мне халат, не прекращая о чем-то болтать. Я же слушала ее вполуха.