Джон Браннер - Заглянуть вперед

— Фор-ер-нер, — сказал бродяга.

Для начала неплохо. Теперь Макс показал на бродягу и стал ждать. Тот, похоже, не понял. Макс терпеливо повторил всю процедуру с самого начала, и на этот раз получил ответ, который прозвучал приблизительно как «Смиффершон».

— Смитсон? — медленно переспросил Макс.

Это имя пришло ему в голову само собой, по естественной ассоциации со звуками. Он знал, что бродяга произнес его не так, и, судя по его артикуляции, никаких серьезных нарушений речи у него не было, но то, как он переиначил фамилию Фолкнера, само подсказало ему именно это слово.

— Смиффершон, — сказал бродяга.

— Ну, хорошо, Смиффершон, — согласился Макс и наклонился к нему, пододвинув свой стул ближе к кровати. — Э-э… кровать.

Он одновременно показывал на предмет и называл его.

Ответа не последовало. Они перепробовали все, что находилось под рукой: стулья, тумбочки, пол, потолок, окно — Смиффершон молча смотрел на них ничего не понимающим взглядом.

— Ну, что ж, придется нам раздобыть пару слов из его собственного словаря, — вздохнул Макс.

Они возились с ним еще почти целый час. Макс взъерошил себе волосы и отошел от кровати.

— Что за чертовщина! — сказал он сердито. — Неужели у него нет названия для самых обычных вещей?

— Не иначе.

Фолкнер встал.

— Так что же мы имеем — одно слово?

— Одно-единственное.

Макс с досадой посмотрел на листок бумаги у себя в руке.

— По звучанию похоже на «ки-ура», что, очевидно, означает «одеяло». Он, без сомнения, понимает, чего мы от него добиваемся, так ведь?

Фолкнер энергично кивнул.

— Тогда вывод напрашивается сам собой: в его словаре нет слов, обозначающих кровать, стол, стул, подушку… Но его осматривал проф, ты, я — и мы не обнаружили никаких ушибов головы, которые могли бы вызвать афазию. Проф сказал, что сделает ему рентгенографию черепа, если он не заговорит к концу недели. Так что, рентгенография — пожалуй, все, что нам осталось. Возможно, его речевой центр блокирован какой-нибудь опухолью.

— Почему же ее сразу не сделали?

— Не знаю, — уныло сказал Макс. — Это, наверное, единственное, чего мы еще не делали. Впрочем, я мог бы устроить ее хоть сейчас.

— Только не сейчас, — сказал Фолкнер.

Он смотрел на часы.

— Знаешь, который час? Ну и задаст же мне Сара сегодня!

— О-ойй! — Макс прикусил губу. — Ну, ладно. В конце концов, он у нас заговорил. А это уже кое-что.

— А знаешь что? — сказал Фолкнер, щелкнув пальцами. — Была у меня одна знакомая, филолог, занималась этимологией. Говорили, она чуть ли не гений. Как же ее звали? Лаура… Лаура… Ага, Лаура Дэнвилл. Сейчас она, по-моему, в аспирантуре при Лондонском университете. Она, наверное, знает больше языков, чем кто-либо в Англии, во всяком случае, умеет их распознать. Может, мне попробовать с ней связаться?

— Да, пожалуйста! — Макс смял бумажку со своими записями и скатал ее в шарик. — Что толку, если мы явимся к какому-нибудь специалисту и скажем: вот слово, в правильности записи мы не уверены, думаем, что оно значит «одеяло», скажите, какой это язык? Попроси ее, пусть придет и послушает его сама.

— О’кэй. Сегодня же вечером попробую ее отыскать.

Фолкнер кивнул и пошел к выходу из палаты. Больные с любопытством смотрели ему вслед. Бродяга в последнее время сделался главной темой всех разговоров, и по клинике, наверное, циркулировало уже не менее дюжины слухов, толкующих особое внимание к нему медперсонала.

— Гордон! — позвал Макс.

Фолкнер остановился и подождал его.

— Что?

— Если ты и в самом деле ее разыщешь, дай мне знать, ладно? Я… я очень хочу разобраться во всем этом.

— Вижу, — сухо ответил Фолкнер. — Ладно.

Макс вошел в прихожую и остановился, как вкопанный. Диана сидела на стуле напротив двери, закинув ногу на ногу, держа на открытой ладони наручные часы; на ее лице застыло непроницаемое выражение.

— Ты сегодня поздно, — ровным голосом сказала она.

— Да-да, извини. У бродяги, наконец-то, развязался язык, и мы с Гордоном пытались наладить с ним контакт.

Макс пригладил ладонью волосы.

— Устал ужасно. Выпить бы. Там ведь, кажется, оставалось немного виски?

Он распахнул дверь в гостиную.

— Я тебе не верю.

— Что?

Макс так и застыл на пороге с приподнятой ногой. Этот фальшиво-звонкий голос был так не похож на голос Дианы, что ему захотелось повернуться и посмотреть, кто это с ним заговорил.

— Я сказала, что я тебе не верю.

Она встала, надела на руку часы.