Александра Давыдова - Мю Цефея. Повод для подвига / Бремя предательства

— Это долгая история, — сказала Ленка, — не хочу грузить тебя… Ты не любишь, когда я тебе про своих парней рассказываю, а история как раз на парня завязана. Вообще, это неважно, я звоню, чтобы попросить прощения.

— С тобой всё в порядке? — встревоженно спросила Маша. — Может, в больницу приехать?

— Всё хорошо уже, не надо приезжать, — смутилась Ленка.

Повисла неловкая пауза. Ленка почувствовала, что не знает, что сказать, как закончить разговор, который ей на самом деле заканчивать совершенно не хочется?

Маша тоже молчала.

Наконец Ленка услышала голос бывшей подруги.

— Ты хочешь помириться?

— А получится? — неуверенно спросила Ленка.

— От тебя зависит, — задумчиво ответила Маша. — Если ты, как раньше, будешь поклоняться штанам и меня как жилетку использовать, то ничего не получится. Я не хочу быть девочкой для нытья, девочкой для утешения и, извини, унитазом для слива негатива. Мне это неинтересно, меня это обижает.

— Маш, я не буду… — всхлипнула Ленка. — Мне так стыдно. Я, я… я раньше такая дура была.

Ленка с трудом перевела дыхание, её душили слёзы.

— Эй, ты что, плачешь? — раздался удивленный голос Маши.

— Я на тебя зла не держу, — вздохнув, сказала Маша, — хотя, когда тебя прорвало по пьяни на откровенность, было очень обидно. С другой стороны, я и раньше видела, насколько у тебя мозги промыты, так что ничего удивительного на самом деле…

— Маш… — снова всхлипнула Ленка.

— Ну что «Маш»? Раз осознала всё, и сама просишь прощения, можно замириться и попробовать возобновить нашу дружбу. Но, сразу говорю, на грабли я только один раз наступаю. Тебя когда выписывают?

— Третьего января, — прошептала Ленка.

— Если хочешь, я к тебе в гости приду.

— Конечно, хочу! —выпалила Ленка.

— Ну вот и отлично, — рассмеялась Маша. — Посидим у тебя дома, чаю попьём, пообщаемся, про пожар, если хочешь, расскажешь, и даже можно про этого твоего парня, как его там, Слава? Тот ещё субчик был.

Ты сыт. Ты обут. Ты удовлетворен. Твоим текстам рукоплещут.

Ты выходишь из дома и гордо ступаешь по фиолетовой жиже дорожного полотна, руками раздвигаешь лианы, принюхиваешься к терпкому запаху фланирующих грибов. Небо стрекочет и раздвигается, и из разлома в голубой вышине величаво вышагивает большой мохнатый паук.

Тебя это немного коробит, ты закрываешь глаза, считаешь до трех — и оказываешься в старинном британском пабе. Пузатые мужики за стойкой спорят о тактике «Ливерпуля», их дамы хрустят фишем с чипсами, и горьковатый эль льется рекой. Ты заказываешь кружку, вливаешь в себя, и она оседает в желудке пьянящей банкой варенья.

Оккупанты не соврали.

В тот день, когда ты сидел в подземном бункере, читал с телефона статью борца с коррупцией, когда пересчитывал купюры в тощем кошельке и увидел вдруг на экране радара пятнышки чужих космических кораблей, ты вдруг на секунду подумал — а стоит ли Земля того, чтобы ее защищать?

И в эту секунду, в эту щелочку в тебя влез мозговой щуп пришельцев с предложением, от которого невозможно отказаться.

Ты предаешь родную планету. И получаешь взамен все.

Тебе показалось, что это неплохая сделка. Здоровье, бессмертие, деньги — ерунда, самая вершина айсберга. Теперь ты можешь побыть совершенно один, а можешь сотворить воображаемых собутыльников или читателей. Можешь стать женщиной, динозавром, кофейным зерном в кофемолке. Число желаний ничем не ограничено. Ты действительно можешь все, на что только способно твое воображение.

Правда, стоит отвернуться, — и созданная лично для тебя иллюзия исчезает, растворяется, обнажая новую мрачную реальность, в которой совершенно нет места для людей. Без тебя-наблюдателя мир формируют наблюдатели — они.

Поэтому тебе некогда страдать. Ты не можешь корить себя за содеянное. Каждую секунду бессмертия ты должен тратить на то, чтобы поддерживать хотя бы фасад преданного мира. Хотя бы память о нем.

В детстве ты любил плюшки, которые пекла бабушка. Поэтому ты закрываешь глаза и мысленно едешь к ней.

Если ты всё ещё чуточку Бог, то сможешь закрыть окно.

И завязать петлю.

Не так уж просто, если подумать — твой галстук всегда завязывала Мария. Тебе чертовски шли мрачно-пурпурные, в цвет потухающего престижа. В звёздную крапинку — ты был совсем пижон, а? Молодой художник. Вдали уже машет Дали.