Татьяна Лыткина - Кассиопея - Москва. Сборник.

Не успел я Кэти догнать, а она резко остановилась и с особого размаха пустила камень. Совсем как тогда, на Вариане. Камень прыгал по поверхности воды, а она сосредоточенно шевелила губами, считая, сколько раз он подпрыгнул. Глаза ее превратились в щелки, и трудно было сказать, какое выражение скрывалось в их глубине. Мне показалось, что лучше ее сейчас не трогать. А она все подбирала камни и с каким-то наслаждением рисовала ими цепочки «блинов» по Тибру.

Вечером она порвала разрешение на их брак, подписанное еще Ли, а утром улетела в Арджтаун. И никто, кроме меня, до сих пор, кажется, не знает, что она просто не смогла смириться с тем, что поняла тогда, у реки, и приняла решение снова все бросить и начать заново. Этот импульсивный горячий поступок оказался последним приветом Кэйт Пэффит, растворившейся в возродившейся личности Кати Копаныгиной.

Мы с Джулией все еще живем в доме на Тибре. Я хотел уехать тогда, после известия об окончании военных действий в системе Сьенны и подписания мирного договора шас-Рикчетом и Лиэлл Гор Матиэллт. Но Джулия была против. Она имела право наложить вето на любое мое решение — ей оставалось всего пара недель до родов, и она хотела, чтобы первые годы жизни наша дочь провела в этом доме. У нас родилась чудная девочка, похожая на Джули во всем, кроме цвета волос. Она такая же кареглазая, у нее те же брови восточной красавицы, такие же, похожие на лепестки цветка, губки, тот же носик. Только наша Лиана совершенно рыжая. Никаких веснушек — думаю, они и не появятся, в конце концов, нашей принцессе скоро будет четыре года, а личико у нее по-прежнему совершенно чистое. Зевс великий, какую чушь я несу…

Пищит браслет, сообщая, что полночь наступит через пять минут. Шлепаю по нему ладонью, включая отсрочку. В следующий раз он зазвонит в ноль часов ровно, и я открою эту бутылку, подаренную нам с Джулией Фрэнком. Он знал, что мы не пьем крепкого алкоголя, но от вина я в последнее время не отказываюсь. Особенно от этого.

Фрэнка нашли в его квартире полгода назад. Мы с Пашкой, как сотрудники посольства, связаны со Службой безопасности, и нам сообщили об этом официально. Новый шеф СБ сообщил, что Ардорини был уже мертв, когда он и еще двое сотрудников вошли в его комнату. Все было почти так же, как с Риком Кессини, с той разницей, что они установили причину смерти — самоубийство. Бред. Я не верю, что Фрэнк мог так поступить. Кто угодно, только не он и не сейчас. И не так… Я не знаю, кто это сделал, но зато уверен, что если когда-нибудь узнаю, сверну тому человеку шею собственноручно, руками. Как тому мутанту на арене, когда он сломал мой меч.

Да, я помню сразу две свои жизни. Пару лет было очень проблематично не заработать настоящую шизофрению, поскольку обе мои личности желали продолжать свое существование. Лишь год назад я смог все соединить в сознании, и стать тем, кем я улетал с Земли больше пятисот лет назад. Впрочем, я вру. Совсем тем же мне уже никогда не быть. Я сохранил свою любовь к жизни, по-прежнему не унываю и всегда готов искать и, главное, найти выход из любой нештатной ситуации. Но Тео во мне, все же, заметно изменил сущность бывшего безбашенного космического «зайца». Я приобрел то, чего раньше у меня не было. Я знаю теперь, что финиш близко. И каждый наш день, каждый шаг, каждый поступок приближает красную ленточку, за которой вряд ли что-то еще есть. И, несмотря на увеличенный медиками и биологами срок нашей жизни, половина пути уже пройдена. Нам не дано прожить двести пятьдесят-триста лет, как нашей дочери, но мы и не должны жалеть об этом. В конце концов, в наш полтинник уже уложилось пятьсот лет истории. И еще не вечер, как говорит Витька…

Снова пищит браслет, я выключаю его, и открываю бутылку. Бокал я взял из тех, что так любила Ли — горный хрусталь, на солнце он сверкает, как бриллиантовый. Но сейчас нет солнца, зато есть они — звезды. Я наливаю вино, и хрустальный бутон наполняется звездным напитком. Бокал я поднимаю к небу. За тебя, Фрэнк, за тебя, Рик. За вас, ребята из нашей звездной команды. А отдельным пунктом — за этих четверых, которые никак не разберутся в своих сложных отношениях. За тебя, моя Лианка, за твою долгую счастливую жизнь в этом сложном, таком несовершенном мире, который, тем не менее, принял нас, подарив тепло любви и дружбы. Мир — это не социальные проблемы, не политика и не общественный строй. Мир — это люди, которые нас любят. За тебя, мой мир, моя любимая Юлька… Только наедине с собой я зову тебя так, только когда ты не слышишь, потому что ты бы не поняла. Ты не смогла вернуться, но осталась со мной.