Аджони Рас - Игра колибри [litres]

Я мысленно протянул руку к Виктору и увидел, что рука подчинилась и я сжимаю его плечо. Смех затих, сменившись шумом ветра и проезжающих где-то вдалеке машин, и я уронил голову на грудь Виктора, совсем обессилев. Через несколько минут, разбитый на сотни осколков, я рухнул на диван и тут же провалился в беспокойный сон. Ее сон.

Сложно объяснить, но во сне я все равно был Алисой и знал, что она, ее сознание внутри моего разума, понимает это. Она брела по уже знакомым островкам весело и уверенно, но с какой-то грациозной медлительностью. Ангелы на цепях бились над землей, а тянущие вниз цепи обрушивали то одного, то другого, и они начинали все заново. Она, в отличие от уже знакомого мне паренька, подходила к механизму, удерживающему цепи, и отпускала рычаг вниз. Ангел становился свободным от оков механизма, но цепи оставались на запястьях. Она шла дальше, а ангелы кричали ей вслед, умоляли ее вернуться и приковать их вновь, но она не оборачивалась. Тогда ангел, постояв у края провала, падал в пустоту и исчезал в ее черном чреве. Свобода в цепях тяготила больше, чем страх перед временем, страх ожидания свободы.

Сон был одним из тех, когда можно ощутить собственное тело. Такой часто бывает во время сильной простуды или в дороге, когда приходится спать в неудобной позе. Я пошевелил ногой, прислушиваясь к ощущениям. Вот обшивка дивана, шершавая и теплая. Я повернулся на спину и открыл глаза.

Комната осталась прежней. Солнце раскрасило пол пятнами света, пробивавшегося сквозь листву. Ощущение сна исчезло, сменившись абсолютным покоем и чувством некой защищенности. Приподнявшись на локте, я увидел, как Алиса что-то готовит у плиты, умело орудуя ножом и лопаткой с деревянной ручкой.

«Наконец-то», – пронеслось в голове. Устроившись чуть повыше, чтобы было удобнее смотреть на нее, я несколько минут наблюдал за ней. Комнату наполнил аромат теплой карамели и кокосовой стружки, и туда же вплетался запах какао.

Алиса заметила, что я проснулся, и, приветливо улыбнувшись, игриво приподняла мою рубашку, демонстрируя белые лучики трусиков на коже цвета молочного шоколада. «Давно не надевал эту рубашку», – возникла в голове мысль, и в следующий миг Алиса прильнула ко мне карамельными губами, горячими и сладкими. Руки сами обхватили ее талию и принялись сжимать, трогать, мять в каком-то слепом бреду, словно сон вот-вот закончится и Алиса растворится, как туман. «Сон!» – вспыхнуло в мозгу.

Не открывая глаз, я попробовал пошевелить ногой. Получилось. Ткань обшивки дивана, нагретая теплом моего тела, ремень, стягивающий обивку в районе лодыжек, и аромат кофе. Запах такой реальный, такой естественный, что сомнений в его реальности просто не могло быть. Я открыл глаза.

Перед лицом оказался загорелый плоский живот с пупком в виде аккуратной впадинки. Алиса стояла у дивана, нагая, с чашкой кофе в руке. От нее пахло карамелью с тонкими нотками корицы. Она молча протянула кофе и, присев на корточки, улыбнулась. По ее шее, огибая впадинку между ключицами, полз черный, с угольным глянцем на тонких щетинках, паук.

Я вновь оказался во сне и изо всех сил искал способ проснуться. Первое, что пришло в голову, – как можно сильнее сжать веки. Иногда это помогало покинуть плохой сон. В этот раз вышло несколько иначе. Когда я открыл глаза, то увидел, что вся гостиная превратилась в неглубокий бассейн с синей, почти черной водой. Было не совсем ясно, каким образом вода удерживается в комнате, но мысль об этом быстро вытеснилась страхом.

Алиса плавала посреди этого океана, покачиваясь на волнах и высовывая на поверхность лицо, чтобы схватить ртом воздух. Она делала это спокойно, как в обычном бассейне, не производя каких-то сверхусилий, чтобы оставаться на поверхности, но волны тем не менее изредка скрывали ее под водой.

Это все выглядело вполне понятным для сна, за исключением жгучего чувства тревоги, граничащего с паникой. Я попытался встать, но первое движение рукой, которую я хотел поднять, столкнулось с чудовищным оцепенением и судорожным спазмом в мышцах. Я вновь и вновь пробовал оторвать руку от дивана, но само тело сопротивлялось мысленным приказам.

Потом все рассеялось как дым. Исчезли всплески воды, развеялся в соленом воздухе аромат кофейных зерен, улетучился вкус карамели и корицы. Я не чувствовал собственного тела, не слышал его, и чем дольше это длилось, тем отчетливее я понимал, что у меня больше нет тела, оно исчезло, оставив только дух, вспышку разума, осознающего, что его лишили плоти. Время превратилось в сладкую патоку. Я боролся с этой тягучей субстанцией, но вскоре сдался, растворившись в темноте.