Погружаясь все глубже, он отчетливо понял, что вопреки себе он не оставит этого морального урода ни за что на свете, и пусть расплатой за принятое решение станет не просто его омежье счастье, но достоинство — последнее, что ему удалось сохранить за годы унижения и презрения, прожитые и ждущие впереди.
«Ничтожество. Ничто.»
Да, это так.
Но его пара будет жить.
Опасения Родиона были совсем не напрасными. У него были враги.
Первое, что услышал Марк, придя в себя, это раздражающее пиканье, которое все нарастало, мешая омеге пребывать в блаженном состоянии полудремы. Он плыл в уютном мареве забытья и не желал возвращаться, но звук резал все острее, набирая темп, а затем и вовсе послышался раздражительный хлопок и чьи-то шаги мягко заскользили по полу.
— Наконец-то ты пришел в себя.
Голос был незнакомый, и Марк, не привыкший к чужим людям вблизи себя, тут же попытался собраться и раскрыть слипшиеся веки.
— Здравствуйте, — выдал он первое, что пришло на ум после минутного разглядывания бородатого мужчины в очках с толстыми линзами, если его зрение сфокусировалось достаточно, чтобы правильно интерпретировать реальность.
— Здравствуй, Марк. Заставил же ты нас понервничать.
Омега не нашелся что сказать, он не понял, о чем говорит этот человек, по-видимому, являвшийся доктором.
Этот вывод омега сделал глядя на белый халат, в который был облачен чужак, да и обстановка вокруг напоминала безликую бледность палаты.
— Я в больнице?
— Нет. В доме Сокольниковых.
Еще минута ушла на то, чтобы Марка оглушили страшные воспоминания, предшествовавшие падению в никуда.
— Как он? — подскочил омежка, и его тут же накрыло давящим головокружением.
— Тебе нельзя вставать. — Доктор, придерживая невесомое тело за плечи, помог мальчику лечь обратно. Тот, кряхтя и хватаясь за лоб, не сопротивлялся. — Если ты имеешь в виду Родиона, то с ним все в порядке. Он зайдет позже, когда я сообщу ему, что ты пришел в себя. Меня зовут Алексей Степанович, — запоздало представился бета в летах. — Как твое самочувствие? Наверняка голова кружится. Тебя тошнит?
— Не-е-ет, — промычал Марк, словно балансируя на острие боли и боясь усугубить состояние грохочущими словами.
— Хорошо. Ты произвел слишком серьезную трансформацию за очень короткий промежуток времени и потому лишился сил. Твой мозг, борясь с перегрузкой, отключил сознание. Хорошо, что Родион вовремя вытащил тебя из воды. Еще немного, и ты бы захлебнулся.
— Он… он спас меня?
— Конечно. И насколько я знаю, ты тоже не дал его недоброжелателям достигнуть цели…
Слова о том, что его спас Родион неожиданно приятно отозвались внутри.
Последнее, что он помнил, было падающее тело Родиона и очень внимательный взгляд в лицо омеги. Он, кажется, нервничал… наверное, альфа был напуган… а потом была темнота.
— А… а можно его увидеть?
Противиться жажде взглянуть на него, живого и невредимого, хотя бы глазком не было ни душевных сил, ни желания. Сейчас Марк чувствовал себя опустошённым, выжатым до капли.
Доктор хмыкнул.
— Родион твоя пара? — в лоб спросил он.
Марк немного опешил и не спешил отвечать, будучи уверенным что доктор спишет его медлительность на плохое самочувствие, и отчасти он не ошибся.
— Нет.
— Обманываешь? — прищурившись, вновь спросил настырный эскулап.
— С чего вы взяли?
— По какой еще причине ты бы стал сигать с огромной высоты. Логичней было просто произвести трансформацию с того места, где ты находился, с балкона.
Похоже, доктор был очень хорошо осведомлен о том, что случилось накануне.
— У меня не было времени на раздумья.
— Вот именно, Марк. Вот именно.
— Это просто ваши подозрения и… вы заблуждаетесь.
— Что ж, тебе виднее, — доктор, кажется, немного задумался, а потом продолжил. — Я лечащий врач семьи и знаю Родиона с пеленок. Вряд ли тебе известно, что он страдает пониженной чувствительностью к запаху, а потому не сможет распознать своего омегу даже окажись тот у него под носом. — Произнося это, доктор внимательно наблюдал за юным, но довольно упрямым пациентом, не желающим признавать очевидных вещей.
Марк никак не отреагировал на новость.
— Вижу, ты в курсе.
Ответить было нечего.
— Не знаю, Марк, что у тебя на уме, но мне кажется, было бы справедливым сказать об этом Родиону.
— Даже… даже если бы то, о чем вы говорите, оказалось правдой, скажи я ему об этом, он бы высмеял меня. Или просто назвал идиотом в очередной раз.
Читать дальше