Сергей Барк - Трансформер [СИ]

— Я не помешал? — Папа внимательно оглядел кухню, задержав взгляд на луже на полу и двух подростках.

— Нет, — прошептал Марк.

— Здравствуйте, Александр Иванович.

«Точно, он же принес меня тогда — вот откуда Родиону известно имя папы.»

— У вас здесь что-то произошло? — вопрос был явно адресован сыну.

— Ничего серьезного. Мы разговаривали.

— Откуда лужа? — нахмурившись, хозяин уже отыскивал тряпку по шкафам.

— Прошу прощения, Александр Иванович, но мне уже пора.

Папа поджал губы, понимая, что вводить его в курс дела никто не собирается, но все же постарался быть вежливым:

— Конечно.

— Если вы не против, я бы хотел заглянуть завтра.

— Зачем? — вопрос Марка был грубым, но слово не воробей. Родион уже привычно проигнорировал мелкого, ожидая ответа родителя.

— Я бы хотел поговорить с вами и с отцом Марка.

Александр Иванович заметно смягчился и улыбнулся приветливей.

«Боже, папа, о чем ты думаешь!» — покрасневший как рак Марк всё же промолчал.

— Мой муж возвращается в восемь. В девять было бы удобно.

— Конечно. До завтра.

— До свиданья, — откликнулся папа и пошел закрывать дверь за гостем.

— Похоже, у кого-то появился ухажер, — игриво произнес повеселевший папа, убирая волосы в низкий хвост и расстегивая верхние пуговицы рубашки.

— Пап, не придумывай! — ощетинился сын.

— Я и не придумываю.

— Ничего такого не будет. — Марку было так стыдно, что он мечтал провалиться сквозь землю.

— А что будет? У вас с ним какие-то дела?

Дела-то были, но вот говорить об этом было уже поздно, и Марк отрицательно покачал головой.

— Значит, ты его заинтересовал и он, как приличный альфа, хочет попросить у родителей разрешения ухаживать.

— Па-а-ап… — от смущающих слов покраснели даже уши.

— Он тебе не нравится?

Марк лишь опустил ресницы.

— О, родной, это же прекрасно…

— Пап, я трансформер, не забыл? — Отчаянье грозило переполнить чашу и пролиться слезами по нежным щекам.

— Я помню. А еще ты миленький маленький омега, который вскоре расцветет прекрасным цветком.

От слов папы становилось дурно.

— Я тощий.

— Изящный.

— Бледный.

— Аристократически бледный.

— Не расчесанный.

— Зато волосы гладкие как шелк и светлые словно солнышко, а расчесать я тебя сумею, — и папа запустил руку в спутанную копну волос.

— Некрасивый.

— Ты милый и у тебя есть изюминка.

— Где?

— Не «где», а «какая»?

— Так какая?

Александр Иванович задумался, приложив указательный палец к нижней губе.

— Вот видишь? — разочарованно произнес Марк. — Если уж ты не знаешь…

— Может, его привлек твой запах, — глаза папы вспыхнули. — А он для тебя как пахнет?

«Клубника» — слово вспыхнуло само по себе.

— Его запах кисловат для меня, может, лимон? — задумчиво рассуждал родитель. Запах являлся не просто индивидуальной чертой, но еще и разнился на вкус конкретного человека, вызывая гамму всевозможных ассоциаций.

Тут он поймал в поле зрения сына…

Пауза, и пристальный взгляд…

«Всё», — понял омега раньше, чем папа вскрикнул:

— Он твоя пара!

— Папочка, пожалуйста, не говори никому! — взмолился Марк. — Ни отцу и, тем более, Родиону.

Пропустив первую часть фразы мимо ушей, Александр Иванович вздернул брови вверх:

— А разве Родион не чувствует?

— Нет, — безжизненным голосом ответил сын.

— Но как такое возможно?!

— У него уже есть пара.

— Ты, наверное, ошибся, — мягко притянув к себе голову Марка, папа гладил растрепанные волосы, пытаясь хоть немного поддержать сына.

— Не ошибся.

— Но зачем он тогда придет?

Этого Марк тоже не знал и потому папа согласился молчать.

Заговорщики решили сказать отцу, что в гости наведается друг Марка, про между прочим, пока усталый, взмыленный альфа пережёвывал котлету и не мог ничего сказать. И прежде чем комочек фарша был уничтожен кровожадным офисным хищником, Александр Иванович уже рассказывал мужу очередную сплетню, как один клиент в салоне…

На следующий день Родион отсутствовал в школе, что еще больше напрягло Марка.

Ночью он снова не мог уснуть, перемалывая раз за разом все их встречи и разговоры, силясь понять, что же тот задумал. И если некоторые события выстраивались во вполне логичные заключения, то, что он вытворил вчера со стаканом выглядело тяжелейшей формой помешательства.

Омега был настолько погружен в собственные мысли, что совершенно забыл и о парте и о Сеньке, придя в себя только очутившись в классе.