Как только он разделался с рубашкой, кулем упавшей на пол, голос альфы ухватил за холку остатки разума.
— Штаны, — отдал тот распоряжение железным голосом, словно секретарю в офисе.
Омега даже не представлял, каких усилий стоило Родиону не накинуться на него одичавшим зверем, а со штанами он и сам мечтал расстаться. В этот момент — навсегда.
Зацепив большими пальцами пояс брюк с обеих сторон, он разом стянул оба предмета одежды до колен, а затем поднял ноги, заводя наверх, и стал стаскивать дальше, открывая взгляду Родиона белую аппетитную попку и бесстыдно демонстрируя текущую покрасневшую дырочку.
— Боже, Марк…
Все остальные слова разом вышибло из головы.
Брюки свалились куда-то следом за рубашкой, и Родион уже опускался на узкую для двоих кровать, замерев меж раздвинутых бедер омеги. Усилием воли давя спешку, что едва не заставляла потряхивать руки от напряжения, он склонился, целуя свою пару и ощущая зной изнывающей кожи под пальцами.
Божественно.
Омега замер, позволяя почувствовать альфе, как сердце сотрясает его тело. Он так хочет своего альфу, так желает, так просит.
Родион жадно втянул пустой воздух, мечтая услышать запах любимого.
Как же роскошно ласкает бархат его кожи, когда противный материал больше не делит единое целое надвое! Но разве удержался бы он тогда, когда невинный сладкий мальчик доверчиво подпускал его к телу, не понимая, о чем мечтает Родион, что за пошлые, часто грубые помимо воли сцены крутятся в его голове. И альфа не смел избавиться от одежды, отгораживаясь последним эфемерным укрытием от желания слиться с любимым.
— Я долго терпел… — начал было Родион, он не знал как сказать малышу, что первый раз это случится очень быстро, а ведь он жаждал, чтобы омежка запомнил первую близость с придыханием, а не разочарованным вздохом от скомканных действий.
— Я тоже… — порывисто дышал омега, — и если ты не сделаешь это сейчас, то я умру…
Марк действительно верил, что опаляющий огонь выжжет изнутри, если кое-что не произойдет немедленно, сию же секунду!
— Сейчас, малыш, — Родион опустил ладони на внутреннюю поверхность нагих бедер и шире развел их в стороны, раскрывая Марка словно книгу. Склонился, провел языком вдоль промежности, собирая выступивший сок.
— А-а-а… — задохнулся омежка.
Альфа коснулся стянутого колечка, обводя языком и позволяя проникнуть внутрь лишь кончику.
Откинувшись на подушку, кружась от сладостной муки и томительно закусывая губу, Марк сходил с ума. Сердце то ли билось, то ли уже осыпалось осколками внутри от сумасшедших разрядов, бьющих сквозь тело.
Язык пошел вверх, задевая скромный безволосый мешочек, лаская аккуратный член, смакуя припухшую шапочку головки.
Марк бился в руках все сильнее, пытаясь освободиться и одновременно быть обездвиженным, лишенным последней свободы и выбора. Голова плыла от невероятных, доселе неведомых ощущений. Он хрипел и стонал, не разлепляя глаз, ему казалось, что его унесло далеко в параллельный счастливый мир, где были только он и его альфа.
Он не слышал, как тяжело дышал Родион, как держался из последних сил, не сжимая нежную кожу до боли, не стискивая конечности до хруста.
Альфа подхватил распластавшегося омежку под бедра и подтянул выше к груди, запуская горячий язык в сочившееся нутро так глубоко, как мог.
— Да-а-а, — Марк взвыл, отчаянно затрепыхавшись всем телом, но Родион держал добычу крепко.
Он лизал, проникал, щекотал и дразнил, пока Марк, кажется, не начал хныкать между сладостными стонами. Каким же знойным оказался его мальчик! Если бы раньше он хотя бы раз увидел, что творится с его омежкой во время течки… все давно уже было бы сделано. И если бы не отсутствие нюха, наверное, он не смог бы продержаться так долго, балуя малыша.
— Родио-о-он… пожа-а-а-алуйста…
Альфа и сам чувствовал, что омега мучительно нуждается в большем. Как и он сам.
Он бережно опустил его на ложе и придвинулся ближе. Пульсирующий от нетерпения член уперся в раскрытую гладь, багровый наконечник беспрепятственно протиснулся на сантиметр вглубь раскрывшейся лепестками дырочки.
Сглотнув, альфа нажал на нежный вход, ощущая, как каменный от предвкушения член втискивается в узкое нутро. Не спеша.
Как исходящее теплом и соком тело меняется под его давлением.
Принимая. Обволакивая. Поглощая.
Марка выгнуло от первой и последней боли, подаренной альфой.
Родион крепко держал в руках хрупкие бедра и не позволял сдвинуться ни на миллиметр. Омежка должен принять его до конца. Белое вспотевшее тело в руках вибрировало от неведомой прежде муки.
Читать дальше