Полюса поменялись местами, все перевернулось с ног на голову и потому так невыносимо сложно расставить все на свои места.
Но, с какими бы мерками ни подходил Азул к той ситуации в которой они находились здесь и сейчас, он не мог не осознавать злость и досаду на Кира за то, что девчонка значила для него больше… больше кого? Его?
Почему нет?
Разве не вместе они угодили туда, откуда выбрались чудом? Разве не вместе они спасли целую планету? Будущее всего человечества и их самих! Разве не он решился отправиться с Киром в прошлое снова? Так почему? Какая-то жалкая девчонка…
Фризиец действительно был кретином, не осознающим, что важно в жизни, а что нет. Какая-то девчонка… да сколько их в жизни настоящего мужчины?
Точно. Ведь это в жизни мужчины, а не жалкого крестьянина-подростка.
Азул разочарованно взглянул из окна третьего этажа на мельтешивших, словно муравьи, людей внизу.
Если бы он был умнее, прозорливее, он оценил бы Азула по достоинству…
— Азул, — раздалось позади. Кир поманил его рукой, приглашая за собой.
И Азул пошел.
* * *
За окном, по узкой улице не самого респектабельного района города неслась скорая, везя девочку с тяжелым воспалением легких. Она купалась в холодной воде, а затем не лечила появившийся кашель, со временем переросший в лихорадку и высокую температуру. Дежурный врач скорой помощи надеялся, что еще не поздно, но цвет лица и учащенное сердцебиение заставляли сильно сомневаться. А ведь ей всего четырнадцать…
По-летнему теплая вода залива облизывала пятки Юа, пока та неспешно прогуливалась вдоль пенистой кромки. Невдалеке двое мальчишек пытались отыскать то самое место, откуда они явились на Землю.
Юа решила не оттягивать возвращение в эту фантастическую жизнь, принадлежавшую ей с рождения, по уверениям Кира. Слова парня больше не казались ей глупыми россказнями или бредом сумасшедшего. В какой-то момент она просто поверила, что все это правда, ведь имена, которые она никогда раньше не слышала, показались до боли знакомыми, а образы до жути реальными, и ее вдруг потянуло куда-то. Куда — она и сама не смогла бы сказать. Наверное, на эту удивительную голубую планету…
А может, она, сама не зная, соскучилась по чужим людям. Возможно ли такое, скучать по тем, кого ни разу не видел?
Но тоска и грусть угнездились в основании сердца, наполняя ее тревогой и волнением.
— Мы отыскали проход, — произнес Кир, удивленный желанием Юа отправиться в путь как можно скорее, догнав девочку. — Точно не хочешь ни с кем попрощаться?
Юа отрицательно покачала головой.
Она не хотела говорить о том, что ее прямо сейчас раздирает на части тысячи противоречий. Вдруг, увидев маму и знакомые до боли места, она не захочет верить в то, что уже приняла словно часть себя, вернув сердце на место. Вдруг лица старых подруг заставят ее дать им еще один шанс. Дать еще один шанс самой себе…
Нет, искушение было слишком велико, чтобы позволить себе сделать хотя бы шаг в сторону дома.
Юа не знала, снится ли ей сюрреалистический сон, или все происходящее необъяснимым образом вплелось в предсказуемую реальность, или же вся ее прошлая жизнь и была лишь призраком чужого существования. Кошмаром, поймавшим ее в собственную клетку на долгих четырнадцать лет. Но одно о своей жизни она знала точно — всем, кого она любила и кем дорожила, она неизбежно приносила несчастья, причиняла боль.
Если она уйдет им станет легче.
Без нее их жизнь наконец наладится. Она не будет раздражать своим видом ребят в классе. Не станет больше причиной досады учителей. Не останется упреком матери и неудобством сестре и отцу. Перестанет быть ошибкой. Рано или поздно все они забудут ее, решив что неугомонная девчонка сбежала из дому или утонула или потерялась. Не важно. Однажды это действительно станет неважным для всех.
Это и будет искуплением для настоящей Юа. Она должна исчезнуть, чтобы забрать с собой все те пятна, которые успела оставить на полотне собственной судьбы и в жизни ни в чем не повинных людей, коим не посчастливилось столкнуться с Игараси Юа.
Все это терзало душу и продолжало крошить ее на мелкие части. Головная боль никуда не исчезла. Но ни одна черточка не дрогнула на ее лице. Скрывать боль она умела. Она научилась.
Пожалуй, Юа не смогла бы вспомнить, когда впервые стала прятаться от людей. Были ли это родители, которых она не хотела расстраивать и потому вечно улыбалась, даже когда на сердце лежала едкая грусть. А может, она научилась надевать маску перед всеми этими докторами, утверждавшими, что они являются целителями разума и, как следствие, души. Или все же она впервые стала лицемерить, не желая показывать потерянным подругам, как она сожалеет о прошлом, как ей больно от того, что не хватает ни сил, ни смелости помириться, переступить через глупую гордость…
Читать дальше