Николай Бойков - Залив белого призрака

— То есть?

— Толщина ледника на берегу не больше двухсот, сползая, он погружается на 150–180, остаётся запас для погружения лодки на предельную глубину, чтобы выскочить.

— Что ж вы молчали? Мы столько времени потеряли на мелководье?

— Сам я только сейчас сообразил, — начальник склонил голову, — нюансов много, какой главный? Лёд?

— Лодки! О лодках, что можете сказать? Да не секретничайте! Нам, может быть, экстремалов своих выручать придётся, все важно.

— Какой секрет? У Рейха до начала войны было 57 подводных лодок, с 41-го по 45-й спустили на воду более тысячи ста. Был период, когда каждые два дня спускали новую субмарину, а было — по три ежедневно. Всего было в производстве больше двадцати типов, от сверхмалых, до самых «толстых» — снабженцы, торпедовозы, грузовые и подводные танкеры. Были проекты минных заградителей на гусеничном ходу, один построили даже. Ещё? Океанские субмарины с автономностью десять тысяч миль — для выхода в Тихий океан. Лодки с новым типом дизелей, работающих на глубине.

— На шноркеле?

— Шноркель обеспечивал только зарядку аккумуляторов в подводном положении. А ход обеспечивали газовые турбины, использующие в качестве топлива восьмидесятипроцентную перекись водорода, скорость подводного хода достигла 24-х узлов.

— Не может быть?

— Может, чиф, может. Кстати, в развитие этой темы: современные немецкие лодки ходят уже на водородном топливе, которое экономичнее атомного! Топливо, кислород и соль, прямо из морской воды получают путём электрохимического гидролиза.

— Ну, это, допустим, фантастика, — заметил капитан. — Затраты энергии на электролиз против необходимых затрат на движение? А прирост мощности откуда? Это не то, что питьевую воду из мочи гнать, как в космосе.

— Мастер, поверьте мне. Я — технический эксперт по подводному кораблестроению. Весь космос моделируется под водой.

— Эксперт? А что же ты разведчикам не рассказал, с чем дело иметь придётся? С кем? Какие лодки? Какой газ? Какое оружие может быть против них?

— Подлодки уже проржавели давно. А экипажи — скелеты у перископов… — осторожно вставил реплику чиф и осёкся. Капитан и начальник посмотрели на него, как на дурака, и разговор прекратился. Все разошлись по разным углам ходового мостика и замолчали.

Судно шло против ветра и волн. Навстречу нёсся очередной шквал снега. На мостик поднялся второй помощник:

— Прошу добро! Разрешите принять вахту?

— Добро, чиф, задержитесь, попробуйте вызвать группу. Второй! Место, движение, связь… Машину в режим маневрирования.

— Есть!

— Горбач! Горбач, я чиф! Как слышно, приём?

— Слышу хорошо.

— Дайте мне, — капитан сам взял микрофон и продолжил, — Арсений Кузьмич, как вы там?

— Все нормально, капитан, место хорошее, сверху укрыты и в боки не дует.

— Точно? Хочется верить, но голосок у тебя слишком бодрый? Как кто-то говорил — не верю…

— Близко находимся. Спасибо, что подбежали к нам. Что-то случилось?

— Погода портится. Хочу предложить вам не выходить пока из укрытия. Переждать сможете?

— Запас есть. Проблем нет.

— Дай бог, — капитан вздохнул облегченно. — Знаю, что ребята у тебя геройские, и сам ты — везунчик, — мастер смолк, будто слова подбирал, — утаивать не буду. Могут быть неожиданности. Людей избегайте. В контакт не входить, в поле зрения не попадать.

— Какие люди? На севере — белый медведь, а у нас — только пингвины.

— И к пингвинам не подходите.

— Больные, что ли?

— Могут быть и больные. Ааа-а, а может быть, люди. Сам знаешь, когда долго в замкнутом пространстве сидят, и продукты кончаются, то и снегом прикинутся, и пингвина изобразят, и вас откусить попробуют… Психика.

— Понял. У психов всегда зубки острые, как у крыс.

— Юмор у тебя в масть пошёл. На этой чёрно-весёлой мелодии и закончим. Да, если найдёте субмарину — не суйтесь в неё. В закрытом объёме и газ может быть, и кислорода нет, если металл ржавеет. Задохнуться можно в полсекунды. Понял?

— Всё понял, капитан. Спасибо за информацию. До семи утра конец связи. Спокойной вахты.

— Спокойной вахты.

На мостике стало тихо. Все смотрели на стремительно летящий шквал. Белый порыв ударил в надстройку с такой силой, что судно загудело, как самолёт на взлете, и задрожало всем корпусом. Видимость пропала совсем. Стало темно. Радар над головой крутил, кажется, не только антенну, но мачту со стойками опор и само судно, как огромный медленный пропеллер в море плотного снега.