Сергей Снегов - Сочинения в 3 томах. Том 2. Диктатор

- Вашу идею, Гамов, вашу, а не мою. Я честолюбив не меньше вашего, а возможно, и больше. Но мое честолюбие на порядок приниженней. Оно не вторгается в лес философских категорий, оно не идет дальше политики. И если мне удастся укрепиться в памяти истории верным вашим учеником, реальным воплотителем вашей идеи единого миродержавия, то я сочту себя на вершине своих мечтаний.

Он протянул мне руку.

- Вы убедили меня. Готовьте аппараты к броску в иномир.

Я ехал с Павлом Прищепой в переднем водоходе, за нами шла машина Гамова, он пожелал остаться один, а за ним целая кавалькада - члены Ядра и охрана. Павел сказал:

- Все же я удивляюсь, Андрей. Так легко согласиться!

- Ты говоришь о Гамове?

- О Гамове мне говорить нечего. Его будет судить история, а не мы. Но почему мы согласились с ним? Отпустили без возражений. И удивляюсь, и не понимаю себя.

- А что не понимать? Ты сам дал ответ на свой вопрос. Гамова будет судить история, а не мы. Нам - делать то, что делали и раньше: покоряться его решениям. Впрочем, повторю то, что говорил на Ядре: я известил Гамова об открытиях двух физиков и подал мысль о перенесении в иномир как отличном завершении своей грандиозной карьеры. Он ухватился за эту мысль. Все нормально.

- Хороша нормальность! - с негодованием пробормотал Павел.

Мимо проносились деревья старого леса. До лаборатории физиков осталось с десяток лиг. Павел снова заговорил:

- Мне звонила Елена. Сколько дней прошло с окончания суда, а ты не приходишь домой. Отговариваешься, что занят.

Я засмеялся.

- Передай ей, что явлюсь после вознесения Гамова.

- Явись без предварительных обещаний - единственное, что нужно.

Я искоса посмотрел на него. Он был очень хмур.

- Павел, - сказал я, - тебе не кажется, что ты был бы Елене гораздо лучшим мужем, чем я?

Он резко ответил:

- Давно так думаю. Но Елена выбрала тебя, еще когда мы оба ухаживали за ней. Приходится считаться с ее ошибками.

Мы въехали в парк, подкатили к крыльцу. Навстречу выскочили оба физика. Я подвел их к Гамову. Они были вне себя от восторга, что сподобились наконец признать их открытие.

- День вашего торжества, друзья! - сказал им Гамов. Он умел находить слова, каких ждали от него. - Я ваш первый пассажир в иномир. Не тревожитесь?

- Все сойдет прекрасно! - восторженно крикнул толстый ядрофизик Бертольд Швурц. - Даю немедленно голову на отсечение, если хоть малейшая запятая не та! Семь раз пересчитывал переход в иномир. Все интегралы сошлись. Прокатитесь в кабине, как в карете.

- И мою голову берите! - поддержал друга худой хронофизик Бертольд Козюра. - Не то чтобы хоть секунду на переброс… Пронесетесь практически вне времени. Матрица перехода в иномир дала разброс в две микросекунды - самый пустячный пустяк.

- Во время такого вневременного перехода даже соскучиться не успею. - Гамов пожал им поочередно руки и пошел в лабораторию. Оба поспешили за ним - толстый Швурц семенил короткими ножками, худой Козюра широко размахивал ногами, как исполинскими ножницами.

На втором этаже, рядом с иновизором - в нем впервые я увидел сопряженный мир, - высилось новое сооружение - кабина для вневременного переброса из нашего мира в сопряженный: куб размером с добрую комнату, весь заставленный механизмами, приборами и пакетами. Назначение приборов и механизмов я узнал в последнее посещение лаборатории - хронодвигатели, обеспечивающие переброс вне времени, и ядромоторы, дававшие энергию хронодвигателям для скачка из одной вселенной в другую. Но пакеты меня удивили.

- В них, - разъяснил Бертольд Швурц, - гарантия от случайностей. Импульсаторы, вибраторы, водомоторы, даже водолет на одну персону… На всякий случай.

- А также еда недели на две, - добавил Бертольд Козюра. - Тоже на непредвиденный случай.

- Боюсь, там будет все непредвиденно, а не только отдельные случаи, - сказал я.

Гамов в это время разговаривал с Готлибом Баром и Николаем Пустовойтом. Я поманил его к кабине, подошли и другие члены Ядра. Физики ввели Гамова внутрь кабины, объяснили назначение каждого механизма. Меня отвел в сторону Гонсалес.

- Вот и получилось по-вашему, Семипалов, - сказал он печально. - Мы с вами вдвоем остались в живых, хотя и заслужили смерть, а нашего великого руководителя отправляем в изгнание.

- Раньше это называлось вознесением, а не изгнанием, Гонсалес.

- Раньше таких событий вообще не происходило. Скажите мне вот что, Семипалов. После исчезновения Гамова на его пост подниметесь вы. Вы смените Гамова, но сможете ли заменить его?