Автор неизвестен - Путешествие капитана Самуила Брунта в Каклогалинию, или землю петухов, а оттуда в Луну

Потом спросил меня Министр: «Есть ли у вас Доктора?» «Мы имеем, — отвечал я, — людей весьма приветливых, услужливых и набожных, и весьма ученых. Они столь совестны, что, прописав больному лекарства, и если он выздоравливает прежде истрачения оных, за оные сами платят. Они берут только в таком случае, когда что прописывают, хотя к иному больному и часто приходят; прописывают же они всегда самое нужное и необходимое. Они столь скромны, что выздоровление больного приписывают Божию произволению и сожалеют о своем невежестве и небрежении, когда лечившийся у них умирает».

«Есть ли же в вашей части света прав учители?» «Есть, — ответствовал я, — но не более надобного».

«Поэтому у вас их очень немного, — примолвил мой господин, — или вы сварливый народ? Что за животные ваши прав учители?» «Они долгое время обучаются с рачением законам и правам, и их на судейские места прежде не определяют, пока не освидетельствуют их совершенно в нужном к тому знании, и не узнают точно о добрых их нравах. Спето причиною, что у нас в делах нет ни крючков, ни остановок, и бедные челобитчики, имеющие право, хотя и не имеют денег, никогда не разоряются. Они немедленно к настоящему делу приступают и двомысленным своим красноречием не стараются превращать белое в черное. Ни один не будет спомоществовать несправедливости и притеснению, разве челобитчик его обманет; но когда ошибку свою усматривает, то немедленно оставляет защищение несправедливой стороны. Сия предосторожность, с которою поступки и знание молодых Юристов рассматривают, есть причиною, что наши прав учители и стряпчие столь же славны, как и наше духовенство».

«Знаешь ли ты, Пробузомо , — говорил мне Министр, — что я из сказанного тобою заключаю, что знатнейшие ваши политики дураки, и вы вскоре можете послужить хищением другого какого народа; или ты для своей земли ни мало не разумеешь, или чрезмерно лжешь и думаешь, что я всему легко могу поверить. Я уже несколько лет у Каклогалян первым Министром во владение всемилостивейшего нашего Государя, Гиппомина Коннуферента , любимца солнцева и увеселения месяцева, страха всей вселенной, двери блаженства, источника чести, раздавателя государств и верховного жреца Каклогалинской церкви. Я уже давно, как то тебе сказывал, по повелению всемилостивейшего моего Государя заступаю место первого Министра; и если бы мне кто сказал, что сей или другой в рассуждении веры собственные свои пользы пренебрегает и, обладая великою властью, справедливость наблюдает наистрожайше, також со всяким поступает с особливым человеколюбием, то бы я ему столько же поверил, если бы мне сказал, что льстец в своих похвальных речах весьма точно последует истине, или что стихотворец, который писаниями своими старается великих людей прославить, думает, что они действительно обладают всеми теми изящными качествами, кои им приписывает; или что в своих приписаниях только то одно намерение имеет, чтобы чрез славный пример своего благодетеля подать другим наставление. Дела мои созывают меня теперь ко двору; Государь не слыхал о тебе еще ничего, ибо никто не осмеливался объявить ему о тебе без моего ведома, опасаясь подвергнуть себя за то справедливому моему гневу. Завтра же представлю я тебя сам Его Величеству».

По сем оставил он меня, и велел мне идти в мою комнату, в которую надлежало проходить чрез его спальню, куда никому без точного его позволения под смертною казнью входить запрещалось, да и ко двору его никто не смел подойти ближе 20 сажен, так что и самые знатные останавливались у передних ворот его дома, пока ему об них доложат.

На другой день, пришед он ко мне из комнату, сказал: «Ну, Пробузомо! я намерен представить тебя сего дня Его Величеству. Хотя ты совсем неизвестного в нашей стране рода и потому почитаешься за чудовище, чтоб и с нами случилось, когда бы мы попали в вашу землю; однако из твоих поступок приметил я в тебе немало разума, чрез что и приобрел ты мою к себе благосклонность. Теперь хочу подать тебе некоторые наставления, каким образом должен ты себя вести; и ежели похочешь совету моему следовать, то, невзирая на внешний твой вид, могу сделать, что ты принят будешь в число наших уроженцев, а после, может быть, и получишь какой знатный чин, чем приведен ты будешь в состояние препроводить остаток твоей жизни в покое.

А как тебе безызвестно, — продолжал он, — что такое двор, то теперь подам тебе об оном некоторое описание. Знай, что не все Государи пекутся о делах государственных, но большую часть времени провождают во увеселениях, а вместо их управляют государством их любимцы. Ты, конечно, уже приметил, что раболепный наш народ только одним мною уважает, и повелениям моим с такою преданностью повинуется, каковой, может быть, в вашей стране между зверями одинакого рода не видно. При всем том, ненавидят меня многие, да и я, напротив того, их презираю. Сие кажется тебе странным; но когда узнаешь сокровенные причины моих намерений, в чем я и не сомневаюсь, то престанешь тому удивляться. Со всем тем расскажу тебе о некоторых делах обстоятельнее, дабы тем лучше мог ты споспешествовать моей пользе.