Виктор Сапарин - Забытый Полдень

— Не люблю глупых шуток, — подтвердил Дубровский.

— Например, про зубы.

— С зубами я был не прав, — серьёзно сказал Дубровский. — Охотно приношу извинения. Последний случай очень убедительный.

— Ну вот! — жалобно воскликнул Горышев. — А с зубами я как раз пошутил.

— У него не отличишь, — с огорчением произнёс Дубровский, — когда он говорит серьёзно, а когда паясничает.

— В первый раз зубы у меня действительно болели, — пояснил Горышев. — Но это оттого, что я пил ледяную воду. Про лавину я сболтнул просто так. А она вдруг возьми и свались.

Гордон решил прервать перепалку.

— Как вы очутились у лавиноскопа? — спросил он.

— Глупость, — усмехнулся Горышев. — У меня заныли зубы. Честное слово! — предупредил он реплику Дубровского. — И я подумал… Ну, понимаете, Дубровский со своим серьёзным отношением ко всему на свете может хоть кого сбить с толку. В общем я… мне пришло в голову… Вдруг и правда зубы имеют отношение к лавинам? Смешная мысль, конечно. Я отлично понимаю. Ну, я пошёл к лавиноскопу поглядеть, что он показывает. Тут лавина меня и накрыла.

— Ну хорошо, а «снежный человек»? — спросил Гордон, откидываясь в кресле.

Они покончили с обедом. На столе стояла ваза с фруктами.

— Попробуйте каждый день общаться с человеком, у которого нет чувства юмора, — горячо заговорил Горышев. — Я в шутку сказал, что в снегу расцвела земляника. Он поверил. Я сострил про ноющие зубы, он стал писать диссертацию. Тогда с досады я выдумал историю со «снежным человеком».

Он взял яблоко и принялся грызть его.

Дубровский встал из-за стола и, не проронив ни слова, взялся за дело, от которого оторвался три часа назад. Он поднял с пола отвёртку и, придвинув кресло к панели, принялся искать повреждение в блоке наружного канала.

Гордон изучающе глядел на Горышева.

— Жаль, — сказал он после паузы, — что вам не придётся работать на Луне.

Подвижное лицо того выразило удивление.

— Почему?

— А вы смогли бы вдвоём с Дубровским дежурить год?

— Нет, — вырвалось у Горышева. — И я заявляю самоотвод, — сказал он более спокойно. — Ведь пары можно подбирать в разных комбинациях, разъяснил он. — И есть станции, где дежурят по шесть человек.

— И на каждое место — три кандидата! — воскликнул Кашкин. — Кажется, я начинаю понимать, для чего нас сюда присылают!

Горышев улыбнулся.

— Если вы имеете в виду совместимость характеров, — протянул он, то… в конце концов чувство юмора…

Гордон резко остановил его.

— Я тоже не лишён чувства юмора, — заявил он. — Но с вами я не стал бы дежурить.

Кашкин после небольшого раздумья присоединился.

— Я, пожалуй, тоже. Хотя характер у меня лёгкий. Даже с налётом легкомыслия.

Горышев испытующе поглядел на друзей.

— Три человека — три несовместимости, — подытожил Гордон.

— Достаточно, чтобы вылететь из кандидатов, — резюмировал Кашкин.

— Вы шутите? — воскликнул Горышев.

Он вдруг повеселел.

— Люблю парней с юмором.

Гордон сказал Кашкину, как если бы Горышева не было:

— Тебе не кажется, что его следует оставить на Земле из чисто научных соображений? Ведь это же просто феномен. Я не так уж сильно разбираюсь в лавинах, ультразвуках и симпатической нервной системе, но что все эти совпадения не случайны, совершенно очевидно.

— Ещё бы! — немедленно откликнулся Кашкин. — Три попадания из трёх возможных! Какой прибор даст на первых порах такую стопроцентную точность! Приклеить миниатюрные датчики — и, пожалуйста, готовый лавиноскоп. Что там Дубровский с его опытами!

— Готово, — сказал Дубровский, захлопывая дверцу панели. — Так какой опыт собирается поставить на себе Горышев?

— Чудо! — воскликнул Горышев. — Свершилось! Вы свидетели. Дубровский произнёс первую остроту. За месяц. А может быть, первую в жизни. Занесём в протокол.

— Почему острота? — удивился Дубровский. — Я говорю серьёзно.

— О боги! Есть отчего заныть зубам, — простонал Горышев. С видом мученика он замотал головой.

— Что, следует ждать лавины? — осведомился Кашкин.

И тут же послышался свист. Затем донёсся шум, как от далёкого поезда, и звук удара.

— Наружный канал действует, — удовлетворённо сказал Дубровский. — Лавиноскоп сработал.

— Горышев тоже, — в тон ему заметил Кашкин.

— Горышев среагировал раньше, — уточнил Гордон. — Так и занесём в протокол.

Что-то в тоне Гордона насторожило Горышева. Тот был слишком серьёзен.

— Вы этого не сделаете?