Грег Иган - Аксиоматик (Сборник)

Кук изложил варианты для них.

Одним из возможных решений стало бы использование так называемого СГМ: стороннего генетического материала. Нет необходимости иметь дело с каким бы то ни было старым материалом. В «Человеческом потенциале» — ведра спермы нобелевских лауреатов, и хотя у них нет никакого эквивалентного банка яйцеклеток, а большинству лауреатов далеко за шестьдесят, вместо этого есть образцы крови, из которых можно извлечь хромосомы, искусственно преобразованные из диплоидных в гаплоидные, и вставить в яйцеклетку Анжелы.

В качестве альтернативы, хотя это обошлось бы им дороже, они могли придерживаться их собственных гамет и использовать генную терапию, чтобы исправить проблемы.

Они обсуждали это несколько недель, но выбор оказался нетрудным. Правовой статус детей, полученных с помощью СГМ, определялся нечетко и отличался в разных штатах Австралии, не говоря уже о разных странах. И конечно, они оба хотели по возможности иметь биологически собственного ребенка.

На следующем приёме, объясняя эти причины, Анджела также раскрыла величину их богатства, так, чтобы Кук не испытывал потребности срезать углы ради экономии. Они скрыли свое богатство от общественности, но вряд ли это казалось правильным, чтобы иметь какие-то секреты от человека, который будет делать для них чудо.

Кук казалось, отнесся к открытию спокойно и поздравил их с их мудрым решением. Но он добавил, извиняющимся тоном, что в своём незнании размера их финансовых ресурсов, он, вероятно, ввел их в заблуждение, ограничив им выбор того, что он должен был предложить.

Так как они выбрали генную терапию, то почему они останавливаются только на этом? Зачем спасать их ребенка от неправильной корректировки, только чтобы проклясть его посредственностью, когда можно сделать намного больше? С их деньгами и средствами «Человеческого потенциала» можно создать поистине необыкновенного ребенка: умного, творческого, харизматичного; соответствующие гены были все более или менее задействованы, а также своевременные работы исследовательских фондов говорят о том, что за 20–30 миллионов все недостающие гены распознают.

Анжела и Билл с недоверием посмотрели друг на друга. Тридцать секунд назад они говорили о нормальном, здоровом ребенке. Попытка залезть к ним в карман была настолько очевидной, что они едва могли поверить в это.

Кук продолжал как ни в чём ни бывало.

— Естественно, что такое пожертвование даст предпосылки переименования здания в вашу честь, и контракт будет гарантировать, что их филантропия будет упомянута во всех научных работах и пресс-релизах.

Анжела закашляла, чтобы удержаться от смеха. Билл уставился на пятно на ковре и укусил себя за внутреннюю часть щеки. Оба сочли перспективу присоединения к разряду неприятных, занимающихся саморекламой, благотворительных светских людей города почти столь же заманчивой, как и есть свои собственные экскременты.

— Мир — хаос, — неожиданно строго и задумчиво сказал Кук. Пара кивнула в полном согласии, всё ещё сдерживая смех, но задаваясь вопросом, не прозвучал ли только что для них намек, что вообще не стоит иметь детей. — Каждая сохранившаяся на планете экосистема умирает от загрязнения. Климат меняется быстрее, чем мы способны перестроить нашу инфраструктуру. Виды исчезают. Люди голодают. За последние десять лет от войны пострадало больше людей, чем за предыдущее столетие. Они снова кивнули, теперь уже серьёзные и немного сбитые с толку резкой сменой темы разговора.

— Учёные стараются изо всех сил, но этого недостаточно. То же самое и с политиками. Это печально, но вряд ли удивительно: эти люди лишь поколение вне дураков, которые втянули нас в этот хаос. Какой ребенок сможет избежать, не повторить, полностью преодолеть ошибки своих родителей?

Он сделал паузу, а потом вдруг расплылся в ослепительной, почти блаженной улыбке.

— Какой ребёнок? Очень особенный ребёнок. Ваш ребёнок.

В конце двадцатого века, противники молекулярной евгеники полагались почти исключительно на её сходство между современными тенденциями и непристойностями прошлого: псевдонауки девятнадцатого века — френологии и физиогномики, придуманные для поддержки предубеждения о расовых и классовых различиях; нацистская идеология о расовой неполноценности, которая привела прямо к холокосту; и радикальный биологический детерминизм, движение во многом ограничиваемое страницами научных журналов, но, тем не менее печально известное за попытки сделать расизм научно обоснованным.