Екатерина Годвер - Иволга будет летать

— Да, я читал об этом, — с сожалением сказал Давыдов.

— Неизбежная ступень исторического прогресса — приведение естественного разнообразия к подобию по наиболее успешному образцу, которым в настоящее время является Содружество с его системой ценностей, — продолжила Иволга. — То, что Содружество транслирует ее напрямую, не прикрываясь ложным гуманизмом, есть несомненный плюс законодательства Содружества. Культурно-исторический и научно-технический прогресс человечества как общности занимают в этой системе почетное первое место, что, по мнению большинства современных мыслителей, и служит причиной процветания Содружества вот уже несколько столетий. Ретроспективный анализ культуры интегрированных в содружество цивилизаций не позволяет построить иные модели: абсолютизму прогресса нет альтернативы.

Иволга нечасто выдавала столь продолжительные и масштабные суждения, потому еще несколько секунд все стояли, огорошенные ее неожиданной «лекцией». Первым опомнился Абрамцев.

— В кои-то веки я согласен с Птицей, — сказал он с легким удивлением в голосе.

— Кажется, профессор, нас с вами только что опять размазали по стенке. — Давыдов виновато взглянул на Коробова.

— Сами виноваты — хорошо обучили! — Коробов натужно улыбнулся. — Не знаю, как у нее с навигацией, но спорить она мастер.

— С навигацией все еще лучше, — заверил Давыдов.

— Скажи, Птица, — Валентина Абрамцева подняла взгляд от планшета, — что, если Содружество столкнется со «старшей» цивилизацией, непохожей на нашу? С более успешным образцом-носителем неких ценностей, которые будут существенно отличаться от земных. Что тогда?

— Недостаточно данных для анализа.

— Предположим, они будут являть собой живое доказательство эффективности негативной евгеники и потребуют немедленно физически выбраковать из человеческой популяции всех генетически неблагонадежных и поступать так и впредь, — сказал Абрамцев. Его четырехпалая рука за спиной была сжата в кулак.

— Это будет выбор без выбора, — сказала Иволга. Размышление над ответом заняло у нее, вопреки обыкновению, целых пять секунд. — В ситуации противоречия двух ключевых для Содружества ценностей, прогресса и права человека на жизнь, Содружество, подобно X-9, вступит в войну в попытке отстоять свою модель развития, потерпит поражение и вынуждено будет принять чужую культурную норму. Если прежде не выработает допустимого механизма решения подобных критических противоречий в границах своей культуры: такой механизм позволит при необходимости адаптировать ее к культурам «старших» цивилизаций.

— И что же это может быть за механизм? — с любопытством спросил Абрамцев.

— Недостаточно данных для анализа.

— Вечером скажу Игорю загрузить в твою память пару книжек. — Абрамцев усмехнулся чему-то, одному ему известному, и посмотрел на часы. — Не пора ли нам заканчивать?

— Конец сеанса! — громко сказал профессор Коробов в камеру, и запись прервалась.

Смирнов со вздохом откинулся на стул.

— На сегодня достаточно, — сказал Каляев. — Вы не находите это отвратительным?

— Что именно? — устало откликнулся Смирнов. Ему был отвратителен Каляев и его раздраженный тон, отвратительны воспоминания о бомбардировке X-9 и многое, многое другое, особенно в человеческой природе и в климате Шатранга — но почти ничто из этого не поддавалось его контролю; он был не Господь Бог и не Дракон, а всего лишь командир отдаленной шатрангской базы, которому по возрасту уже год как пора было удалиться на почетную пенсию и растить в теплицах розы.

— Машина должна подчиняться! — воскликнул Каляев. — А это… это не лезет ни в какие ворота. Она не слушает человека, спорит — и ваши сотрудники это поощряют.

— У вас есть дети, Михаил Викторович? — спросил Смирнов; чем-то неуловимым — напором во взгляде, сердитым прищуром? — инспектор напоминал в эту минуту академика Володина.

— Это не ребенок: это искин! — Каляев убрал планшет. — У искина далеко не детские обязанности и совсем не детские возможности. С ним нельзя обращаться, как с ребенком. И как со взрослым нельзя, потому что это — да как вы не понимаете?! — не человек, это, искин! А вы такого наворотили, что сам Володин голову сломит, пока разберется, что под этой титановой «черепной» коробкой творится. И как можно с этим работать?

— Вы техинспектор; а я двадцать пять лет руковожу людьми, Михаил Викторович. — Смирнов посмотрел на Каляева насмешливо. — Они должны подчиняться! Но они не слушают. Спорят. Поступают так, будто в их черепных коробках один тараканий помет. Я видел множество аварий: в девяти из десяти из них не обошлось без человеческого фактора. И все же мы работаем, успешно выполняем задачи — когда нам не мешают. Машины небезопасны, но они надежнее людей: в чем-то это даже обидно… Наши искины — не исключение: они надежнее нас самих! Возможно — хоть и маловероятно! — что в конкретном случае была допущена какая-то программная ошибка: тогда она будет обнаружена и исправлена. Но ваше возмущение самим фактом существования машин, подобных нашим, не имеет под собой оснований. Оно сродни суеверию.