Елена Сола - Остров Веры

Вера посмотрела на Антона. Он, казалось, уснул, доверчиво уткнув голову ей в плечо. Но как только она замолчала, он вдруг спросил:

— И что было дальше?

— Святая Вера стала жить на этом острове и помогать людям, и в ее честь остров назвали «Остров Веры». Ты забыл? Я тебе уже рассказывала о ней.

— Так и не понял, такой остров существует или это легенда, и выражение «Остров Веры» означает нечто иное?

— Полагаю, что легенда. Внутри каждого из нас есть свой остров Веры, та часть нашей души, где мы храним надежду и веру во все хорошее, светлые моменты нашей жизни, память о нашем детстве. Та часть души, которая дает нам опору, уверенность в своих действиях, защиту от негативных воздействий других людей. Наши правильные поступки, добрые дела и позитивные мысли делают наш остров Веры сильнее и надежнее.

— Если это просто легенда и святой Веры никогда не существовало, как же ее слова, которые ты мне цитируешь?

— Никогда не задумывалась об этом. Просто говорю то, что слышала от бабушки.

Вере и самой неожиданно показалось странным: она всегда считала святую Веру вполне реальным персонажем, тогда как историю про Остров Веры в целом воспринимала как красивую легенду.

Осенний неприветливый дождь хлестал по веткам деревьев, сбивая пожухлые листья. Москва тонула в водяном мраке. Карл Иванович смотрел на безумство стихии через панорамные окна своего огромного кабинета на тридцатом этаже башни «Империя». Он ждал посетителя, надеясь разрешить для себя головоломку, к которой возвращался неоднократно за последние два дня, но никак не мог найти адекватного ответа.

Ветер гудел, ударяя по стеклу россыпью упругих дождевых струй вместе с мелкими ледышками града. Огромное небо со свинцовыми клубами грозовых облаков отражалось в холодном темном блеске окон соседних башен Москва-сити. Вот она, настоящая Москва, величественная, сотканная из амбиций, денег и власти. Москва, не прощающая слабости, всемогущая и непокорная. Карл Иванович наслаждался видом природной вакханалии за окном, и каждая клеточка его тела питалась энергией от неистово свистящего завывания ветра и резких всполохов молний. Некая неподконтрольная человеку сила распростерлась грозными тучами над Москвой и, словно натолкнувшись на заслон и получив отпор, в отчаянии расплескивалась дождем по московским проспектам и площадям.

— К вам посетитель. Кипер Франц Адамович.

Голос секретаря оторвал босса от созерцания бушующей стихии. Он обернулся к голограмме-секретарю, пульсирующей сиреневым цветом, и произнес ровным спокойным голосом:

— Пусть входит.

Кипер вошел и засеменил, смешно перебирая короткими ногами, через пустое пространство кабинета к большому черному столу и стоявшему рядом Карлу Ивановичу, на ходу кивая головой и выплескивая приветственные фразы:

— Здравствуйте, здравствуйте… Очень рад… я рад…

Карл Иванович молча смотрел на этого немолодого человека в клетчатом пиджаке, подпрыгивающей походкой идущего к нему, и чувствовал пронизывающий Кипера неподдельный страх — в каждом слове, в каждом шаге, в каждом движении лица, пытающемся изобразить подобие улыбки. Президенту корпорации нравилось, когда к нему проявляли подобные чувства, когда его боялись. В этом он видел свое величие и упивался своим могуществом. С чувством удовлетворения Карл Иванович произнес:

— Добрый вечер, Франц Адамович, присаживайтесь.

Хозяин кабинета указал на место у стола и сам опустился в мягкое крутящееся кресло, обитое черной кожей. Он был подчеркнуто дружелюбен и всем видом выказывал свое полное расположение посетителю. Кипер от столь радушного приема немного растерялся.

— Да, спасибо.

Он внутренне собрался, потому что понимал, что за показной приветливостью скрывается нечто другое. А вот что — он пока понять не мог и поэтому внимательно следил за каждым движением Карла Ивановича, за выражением его глаз, стараясь ничего не упустить.

— Гроза просто сумасшедшая, будто ворота в ад открылись. Ничего, что мы вас вызвали в такую погоду? — вежливо поинтересовался Карл Иванович и посмотрел прямо в правый глаз собеседнику.

На его расширенный зрачок — кляксу в окружении коричневой радужки.

Кипер смешался, желваки его заходили, но он взял себя в руки, послушно присел на край стула и, сжавшись в комочек, затих. Возникла небольшая пауза, и посетителю пришлось подать голос:

— А? Нет, нет, ничего, — сказал Франц Адамович и, сморгнув, опустил взгляд в пол.