Елена Сола - Остров Веры

Кипер смотрел на них изумленно, не понимая, откуда они взялись.

— Кто вы, что вам надо? — нервно взвизгнул Кипер и попятился назад, пока не наткнулся на кровать, возле которой на сером ковролине предательски выделялось кровавое пятно.

— Мы из службы безопасности «Ана Ката», — сказал тот, что повыше, — а вот вы что делаете в чужом номере?

— Преступник всегда возвращается на место преступления, — произнес с усмешкой второй.

— Какое преступление? Я не понимаю, о чем вы. Я — коллега Антона Соколова, и зашел поговорить с ним. Мы вместе зарегистрированы на конференции. Можете проверить. Мое имя — Кипер Франц Адамович.

Кипер говорил так убедительно и возмущение его было настолько искренним, что он даже сам поверил в свою безгрешность.

— Сейчас вы проедете с нами, там все это расскажете.

— Никуда я не поеду. Я вот сейчас полицию вызову, — решительно заявил Кипер и вытащил телефон, намереваясь позвонить.

Парни из службы безопасности за пару шагов преодолели расстояние до кровати, возле которой стоял Кипер, и, вырвав из его рук телефон, высокий спокойно произнес:

— Если вы действительно ни в чем не виноваты, то вам совершенно не о чем беспокоиться. В этом номере произошло преступление, и мы обязаны вас допросить.

— Я просто зашел увидеть коллегу — и все! Я ничего не знаю ни о каком преступлении.

— Как законопослушный гражданин вы обязаны оказать содействие следствию, — жестко сказал тот, что повыше.

И от этого тона у Кипера похолодело внутри. Он понял, что попал.

— Вы не имеете права, — уже не так уверенно протянул он.

— Еще как имеем. Вы сами пройдете с нами или вас вынести? — с усмешкой сказал второй охранник.

«Черт, черт, черт. Американец обвел меня вокруг пальца», — тоскливо подумал Кипер и представил, как Белич сейчас мчится к аэропорту, увозя с собой все материалы, схемы, диски по проекту. Франц Адамович тихонько завыл и опустился на кровать.

Белич, как и предполагал Франц Адамович, действительно в этот момент намеревался добраться до аэропорта. Пройдя через задний двор, он вышел на площадь Киевского вокзала. Некоторое время шел вдоль нее, выясняя, нет ли за ним слежки.

В это позднее время на привокзальной площади было немноголюдно. Свет фонарей высвечивал озабоченные лица немногочисленных прохожих, волею судеб оказавшихся в столь поздний час вне дома. Не обращая внимания на хорошо одетого господина, они спешили по своим делам. Белич остановился у киоска с шаурмой, в котором все еще горел свет, и соображал, как ему лучше добраться до аэропорта. Метро еще не закрылось, и можно было проехать несколько остановок, чтобы окончательно запутать следы. Он уже собирался так и поступить, но его размышления прервал громкий голос:

— Шеф, куда ехать?

У кромки тротуара стояло такси. Водитель вышел из машины и доброжелательно смотрел прямо на Белича.

— Нет, нет, мне не нужно такси, — ответил Майкл.

— Город знаю как свои пять пальцев, все короткие пути и проезды, домчу быстро и без проблем, — не отставал таксист.

Возможно, в другое время Майкл и удивился бы такой настойчивости, и что-либо заподозрил, и, вероятно, сел бы в другую машину. Но сейчас он хотел как можно быстрее оказаться подальше от отеля, который, как он справедливо предполагал, был под наблюдением службы корпорации «Ана Ката», главного организатора конференции.

— Что ж, поехали, — согласился Белич.

— Доедем с ветерком, шеф, — ответил довольный Таксист, легонько большой пятерней хлопнул по рулю и добавил: — Трогай, любезный.

Это был тот самый Таксист, подопытный доктора Эммы. После последней коррекции он ничего не помнил. Ему нечего было рассказать Эмме, но она совсем не обеспокоилась, услышав, что у него не было видений. Напротив, на ее лице он прочел удовлетворение и был крайне озадачен этим. Его никто не ругал, никаких претензий не высказывал, но несколько дней его не выпускали из крохотной комнаты, и он чувствовал себя виноватым. Ему казалось, что доктор Эмма стала холоднее к нему, чем раньше, босс больше не приглашал в свой кабинет писать картину. И вот сегодня все встало на свои места! Ему дали новое задание, он снова сидел за рулем своего любимого автомобиля, и начавшие снова посещать его мысли о самоубийстве исчезли сами собой. Он был бодр, весел, ему хотелось общаться с пассажиром, но тот оказался неразговорчивым.

Белич сел на заднее сиденье и, произнеся: «Аэропорт Шереметьево», погрузился в свои мысли, не обращая внимания на водителя. Он не видел окутанную осенним туманом ночную Москву, проносившуюся за окнами, не слышал комментарии водителя: «Да чтоб вас! Лихач чертов!» Не слышал хор сигналов зазевавшемуся на перекрестке водителю и крики: «Ты будешь ехать?»