Вера Огнева - Меня зовут I-45

– Кто? – отозвались из квартиры. – У меня есть «гидра», и она смотрит тебе в пузо, м…к.

– Ты кого м…ком назвал? – с усмешкой ответил Энцо. Замок щелкнул, и дверь отъехала в сторону, выпустив бородатого и патлатого Руфуса. Комнатку за его спиной заливал чайный свет, виднелся набитый хламом шкаф и кухонный модуль. Пахло соевым бульоном. В отдалении чирикало телешоу. Кому-то тоже не спалось.

– Какими судьбами? – поинтересовался Руфус.

Энцо оперся на дверной косяк.

– Угол найдется? Пожрать, поспать. Переждать денек.

– Послушай… – Руфус замялся. Его и без того печальное лицо вытянулось, и Энцо понял все без лишних слов.

– Ясно. Бывай.

Он отступил во мрак, судорожно соображая, в какую сторону бежать.

– Пойми, у меня дети тут…

Энцо коротко кивнул. На оправдания, извинения и прочую чушь времени не было. Выбрав направление, он зашагал по коридору, хрустя сором под ботинками.

– На двухсотом мост есть, – крикнул Ош ему вслед.

Хоть что-то.

На этот раз Энцо выбрал лестницу. Побежал через две ступеньки, цепляясь за гнутые перила. На стене вереницей проносились огоньки индикаторов движения, свет над пролетами загорался и угасал. На площадке тридцатью этажами выше курил номер с осунувшимся синеватым лицом. Проследил за Энцо напряженным взглядом, положа руку на пояс.

Энцо пролетел мимо.

Взбирался выше.

Еще выше.

На двухсотом этаже площадку заменил холл с мусоросборником и автоматом с напитками. За мутным стеклом двери виднелся пешеходный мост – полупрозрачная труба между двумя зданиями. Говорили, что по паутине таких переходов можно добраться до другого конца курии; просто надо вовремя сворачивать, чтобы не угодить в тупик.

Энцо знал по опыту: это не просто слухи.

Он расчехлил манипуляторы; те заскрежетали по пластине вокруг замка. Но ввинтиться под крышку не успели.

Замок щелкнул, заблокировался намертво. Полное отключение. Холл окрасился пурпуром, взвыла сигнализация. Голос из немногих рабочих динамиков в стенах приказал жителям вернуться в квартиры и не мешать работе легионеров.

Не сопротивляться при обыске, вот что это значило на языке номеров.

Сердце заколотилось в такт паузам сирены. Энцо облизал пересохшие губы, глянул в зазор между пролетами. Наверху – тупик. Первые этажи наверняка перекрыты легионерами. Лифт не работает. Мост заблокирован.

«Думай, думай».

Он посмотрел на решетку вентиляции в углу холла. Обхватил тумбу мусоросборника, прижавшись щекой к холодному боку, и сдвинул с места. Мусоросборник протестующе запищал, заскрежетал ножками по полу. Протолкав его до стены, Энцо встал на крышку. Выкрутил крепления решетки, выдрал ее из пазов, подтянулся и заполз в воздуховод. Еле протолкнул плечи в узкое отверстие. Можно было лишь ползти вперед. Энцо и пополз, сдвигая плечами и животом пласты черной пыли и высохшие трупики крыс.

Центральная вентиляция этой колонны не работала давно; обслуживанием района на окраине никто не занимался – ни власти курии, ни жильцы. Воздух стоял спертый, кислый. Через пару метров короб расширился, ушел наверх. Энцо полез, упираясь в гулкий металл коленями и ботинками. Он помнил этот путь из прошлой жизни. Сколько раз убегал от легионеров: один и в компании, под обстрелом, раненый, с грузом. С отрывом и в дикой спешке.

Стоило догадаться, что он снова окажется в бегах. У богов для каждого свое веретено; так говорила одна баба, у которой он раньше зависал. Любила покурить и потрепать языком, пока клиент одевался. Как ни старайся, от себя не убежишь, говорила.

Наверное, была права, дура крашеная.

Еще рывок – медленный, с натугой, позвоночник скребет по металлу – и Энцо вытянул ноги, ввинтился в горизонтальный отросток вентиляции. Немного прополз на заду и выбил решетку ногами. Раньше на ее месте стоял блок воздухозаборника – давно неисправный и выбитый тем же Энцо лет десять тому назад. Хорошо, что управляющая компания пожалела денег и не заделала дыру намертво.

Прозрачная закругленная крыша моста была влажной от мороси. Ботинки заскользили, и Энцо взмахнул руками, удерживая равновесие. Глянул вниз, в пропасть двух сотен этажей. Там ползли точки машин, проспекты сливались на горизонте, где вспыхивали храмовый комплекс и аэровокзал. Далеко, даже в животе похолодело. Ветер подталкивал к краю перешейка; уши заложило от его свиста.

Собраться. И поторопиться. В конце концов, сколько раз он проделывал такие трюки? С десяток точно. Все же получалось, значит, получится и на этот раз.