Марк Клифтон - Награда за доблесть

— Это правительственный инспектор, — сказал Сэм. Потом добавил, защищаясь: — Порядочный человек.

— Фи, — презрительно хмыкнул репортер. Его губы скривились, и он нагло уставился на меня. Я был более вежлив. Я сжал губы в струну, когда посмотрел на него.

— Кто такой Макнаб? — спросил он после того, как его взгляд поставил меня на место.

— Макнаб — это человек, который в одиночку завоевал Каллисто и открыл торговлю алмазами, — запальчиво ответил я. Потом поспешил дальше: — Макнаб — это человек, единственный человек в истории, который вел корабль с помощью ручного управления через кольцо Сатурна в те времена, когда не было какой-либо защиты от метеоритов.

Я услышал позади шаги, но решил, что это фотограф.

— А разве это важно? — оскорбительным тоном спросил репортер.

— Важно… — Я почувствовал, что мой гнев начал выходить из-под контроля. Но меня перебил спокойный голос за спиной.

— Нет, — спокойно произнес голос. — Это неважно.

Я повернулся и увидел, что позади меня стоит Макнаб. Он был бледен, и его лицо выглядело застывшей маской. Даже репортер был смущен его спокойным достоинством.

— Я что имею в виду… — репортер запнулся. — Да, если это правда важно… но тогда, вы понимаете, это случилось так давно… да, вы, конечно, не можете назвать это новостью… но…

— Это не важно, — повторил Макнаб. Потом повернулся ко мне.

— Я подготовил корабль. — произнес он. — Мы можем стартовать.

Я стал поворачиваться, чтобы следовать за ним, когда откуда-то из глубины раздался гром, потом рев — опустошающий рев мира, идущего к гибели. Каркасное здание склада дрожало, в то время как гигантская рука сметала все вокруг.

— Шахта! — выкрикнул старый Сэм пронзительно, тонким голосом.

— Это взрыв! — охнул я в ответ.

Все мы бросились к двери. Фотограф заблокировал ее своим оборудованием. Я слегка испытал злобную радость, когда сильно толкнул его в бок и выпихнул. Макнаб быстро бежал за мной.

Мы обогнули угол здания и увидели открытую шахту прииска позади склада. Дым и пыль валили наружу, и я увидел фигуру спотыкающегося человека.

— Быстрее, — крикнул я. — О, какие идиоты! Эти чертовы взрывы!

Теперь репортер догнал меня, а Макнаб вырвался вперед. Далеко позади бежали так быстро, как только могли, старый Сэм и фотограф, одному мешал возраст, другому оборудование. Макнаб, казалось, не чувствовал возраста. Он вырвался далеко вперед и бежал легко и упруго, как юноша.

— Что тут со взрывами? — задыхаясь спросил репортер, когда мы поднимались на каменный склон по направлению к выходу из шахты.

— Я запретил их, — выпалил я между вздохами. — Чертовы владельцы… должно быть, постарались-использовать их вдвсю до… того, как я смог… подать свой доклад.

Теперь мы были достаточно близко, чтобы слышать слабые, беспомощные крики людей внизу во мраке шахты. Быстро бежавший Макнаб влетел в черный вход до того, как репортер и я хотя бы догнали его.

Раздался новый грохот от идущих взрывов.

Мы споткнулись. Я понял, что Макнаб был в шахте. Шахтеры могли бы быть не настоящими, статистикой, о которой читают в газетах, но Макнаб вновь был кем-то — человеком. Одним из немногих, которых я встречал.

— Ну же, — крикнул я репортеру, который в нерешительности остановился.

Я бросился через вход в ствол шахты и услышал, что он идет за мной.

Все это происходило так, как если бы я ринулся в рушащуюся ревущую черноту. Больше я ничего не могу сказать.

В частичной бессознательности есть что-то нереальное. Человек слышит звуки, смутно видит неясные фигуры, но они не имеют никакой связи друг с другом, не соответствуют никаким образцам, пока человек их как-нибудь не определит. Секунды растягивались до бесконечности, и бесконечность разваливалась на секунды.

Я смутно сознавал, что куда-то спешу. Помню, я видел, как мимо меня пробегал Макнаб, вновь и вновь — он шел по направлению к свету с человеком через плечо, потом обратно во тьму за другими, задыхаясь и всхлипывая — но шел.

Я помню, что лежал там, не в силах двинуться, собраться, мысленно проклиная себя за то, что не помогал людям, что я такой никчемный.

Так характерно для меня.

Я стал оправляться от бреда и различать крики вокруг моей головы: протяжный вой парня, который ударился обо что-то ногой и решил, что убился. Мгла немного рассеялась, и я обнаружил, что это был репортер. В странном ощущении времени я понял, что прошло десять или пятнадцать минут.

Я перевернулся и опустился в шахтный штрек, измученный, лежа ничком. Я отдыхал еще минуту. Вой стал громче, и мое сознание прояснилось. Я поднялся на четвереньках, моя голова свисала вниз. Она была тяжелой, как если бы на ней была тяжесть всего мира, но я поднял ее достаточно высоко, чтобы посмотреть в сторону кричащего.