Петр Ингвин - Смыжи [СИ]

По вечерам поселок сверкал и переливался флюоресцентным освещением от деревьев, но к ночи иллюминация отключалась. Наверное, следовало ее включить, ведь дома пусты, свет никому не помешает. Нечто глубинное не позволило этого сделать — казалось, что в темноте Андрея с Милицей тоже не видно. Разум понимал, что это не так, но душе было спокойнее.

Освещение они обязательно включат на обратном пути. Если ничего не случится. То есть, если обратный путь будет.

Ну и мысли. Вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна.

Ладонь Милицы в руке Андрея была холоднее, чем его. Чувствуется, думы напарницы следуют в том же пессимистическом направлении.

— Ты как? — прошептал он.

— Нормально. Кто бы рассказал мне еще вчера, что путь на работу окажется таким нервным.

Нервным. Хорошее слово. Могло быть хуже.

Они остановились у входа в возвышавшуюся над рельефом местности стеклянно-пластиковую громадину первого корпуса. По сравнению с немешариками любое высокое строение казалось титаническим, построенным великанами. Пять этажей — это на четыре больше, чем нужно нормальным людям. Дань традициям, веха прошлого. Раньше под ногами у человека была грязь, и душой, телом и взглядом он стремился ввысь. Когда прививаемый с двадцатого века принцип «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят», наконец, заработал, отстранение от неприятных реалий исчезло как явление, природа вновь стала другом, и искусственность в архитектуре сменилась естественностью. Ажурное здание лабораторий строилось в переходный период, оно сочетало казавшееся несочетаемым: с одной стороны — высоту и старые материалы, с другой — тенденцию к озеленению всего и вся. Снаружи стены доверху оплетали растения, из межэтажных проемов тянулись к свету ветви деревьев. В целом здание походило на изящную стеклянную вазу, которую, разбив, склеили пластиком, а затем на много лет забыли в кустах.

Андрей спросил оператора:

— Вы следите за нами?

— Во всех диапазонах. Ни снаружи, ни внутри ничего подозрительного не обнаружено, можете входить.

— Когда что-то двигалось в окне, ваши камеры и датчики тоже ничего не заметили, — сказал Андрей.

Оператор промолчал.

— Хорошо, что они рядом, — тихо произнесла Милица. — Без поддержки чрезвычайщиков у меня не хватило бы духу отправиться среди ночи по змеям в здание, где ждет неизвестность. Там может случиться все, что угодно. — Она вдруг прижалась к Андрею сзади, ее руки схватили его за плечи, пальцы впились до боли. — Мы даже вообразить не можем, что может случиться. Может быть, сейчас — последняя минута нашей жизни. Не представляю, как ты можешь быть таким спокойным. Ты как робот. У тебя камень вместо сердца. Разве не понимаешь, что за этой дверью, — Милица мотнула подбородком на высившееся перед ними темное здание, — могут открыться ворота в иной мир, откуда нет возврата?! Как все исчезли, так и мы исчезнем…

Много слов — признак панического страха.

Мужчина, как бы ни боялся сам, должен быть сильным. Или хотя бы казаться. Андрей развернулся и попытался обнять Милицу, чтобы успокоить.

Его руки поймали пустоту — девушка отпрянула так же неожиданно, как и прижалась:

— Прости, я говорю что-то не то. А ведь нас слышат и видят. Ой, как стыдно. Подожди секундочку.

Она запрокинула голову, прикрыла глаза и мощно продышалась.

— Теперь можно идти.

— Уверена?

Честно говоря, Андрей еще не был уверен в себе. Когда поход планировался в уютном немешарике, все выглядело иначе.

Милица вновь схватила его за руку:

— Пошли, или через секунду я с воплями побегу обратно.

Андрей толкнул входную дверь. Она открылась во тьму.

Требуется принять решение. От этого решения зависит, какой быть Земле — зеленой и цветущей или вновь железо-пластмассо-бетонной.

Невыносимая ответственность. Непосильная.

Еще вчера мир жил надеждами, мечты стремились в будущее, люди строили планы. Сейчас они строили убежища. И все, от мала до велика, обсуждали случившееся на каждой удобной площадке. Поток переполнен бесплодной болтовней. Связавшись, списавшись или встретившись, первый вопрос, который задавали друг другу — «что нового»? К сожалению, ни один из трех волнующих компонента — «кто», «как» и «зачем»— ответов не имели. В результате строились версии, от полуреальных до совсем безумных, и со всех сторон на чрезвычайный блок сыпались требования действий. Срочных. Действенных. Точных и успешных.