Дмитрий Леоненко - Жало [СИ]

Даже внутри Жала. Ой-ой-ой.

- Ну... самые долгие продержались двадцать пять и тридцать восемь минут, - это когда я сумел заговорить. - Но вообще... здесь же время идет по-другому. Быстрее, чем снаружи. Для нас может пройти часов пять-шесть. Только...

- Только - что?

Я промолчал. Ну... как бы... стоит им говорить?

Не дождавшись ответа, щекастая посмотрела кругом. Осторожно.

- Говоришь, чем медленнее двигаться... - она не закончила. Как я, повела рукой в воздухе - слегка свободно, затем - через силу. - Если будем идти очень медленно?

- Ползти, - поправил я ее. - Опрокидывает. Ты же пробовала.

- Значит, ползти!

Кажется, длинная за спиной затаила дыхание.

- Получится?

У меня кружилась голова.

- Ну... есть одна запись. С камеры рядом с Жалом. Это было в Гомеле, там оно провисело двадцать пять минут. Там чувак как бы тоже пробовал из него выползти.

- И?

- Ну... он почти успел.

Щекастая выудила из кармана резинку. Собрала волосы в пучок.

- В задницу ваше почти. Я поползла, - сообщила она мне.

Вздрагивая, когда невидимые руки тянули ее к Жалу, встала на четвереньки. Сделала несколько мелких шажочков, преодолевая призрачные путы.

Мы с длинной МашеКатей посмотрели друг на друга.

- Ну... пошли.

- Поползли?

- Ага.

Это было как будто ползешь по наклонной. Очень длинной наклонной. Которая, знаете, так будто наклоняется на тебя всякий раз, как ты делаешь движение. И чем быстрее двигаешься - тем резче наклоняется доска.

Впереди мелькали синие джинсы щекастой. Я старался не пялиться слишком пристально на то, что они обтягивали... Да фигле - все равно ей не видно, куда я смотрю!

Да и это. Всякое дерьмо, поднятое водоворотом - стекляшки, камушки, ветки - вот это вот все - тоже мешалось.

Впереди выгибался уступ. Дома, размазанные в пятна, косо вытягивало в дугу из-за его края. Вечернее солнце - красное, как уголь - пялилось на нас из сине-зеленого неба. Мерно и глухо выли где-то вдали противоугонки.

Сердце шибало в ребра, а перед глазами скакали точки. Ноги горели. Чертова доска запрокидывалась все выше и выше.

- Уй, блин! - это щекастую швырнуло на меня. Я в этот момент подтягивал себя вперед за какой-то бордюрчик. Она врезалась в меня ногами, нас обоих отбросило назад.

- Руки убрал!

- Чего? Слезь с меня сначала!

- Ребят, вы там нормально? - это уже длинная. Она встревоженно смотрела на нас.

Мы забарахтались, пытаясь распутаться. Щекастая шипела сквозь зубы. Твою ж душу! Как она умудряется поворачиваться так, что под руку всякий раз попадает что-то неподходящее? Не, ну как посмотреть, неподходящее...

Длинная лежала на спине, головой к краю площади.

- Ребята, - протянула она. - Вы чувствуете? Чем ближе к краю, тем сильнее напор.

- И воздуху не хватает, - встревоженно поддержала ее щекастая.

Я посмотрел на возвышавшийся над нами край площади, над пляской пыли в эпицентре Жала. Пляска постепенно успокаивалась, лишь в одной точке неподвижным смерчиком дрожал пылевой столбик.

Зато над краем - размазанным в сюрреалистичное месиво краем Жала - тянулись бледные белесые полоски.

Ну вот нахрена, нахрена я догадался, что они означают?

- В твоих статьях ничего про это не написано? - спросила щекастая.

- Ну... ты же понимаешь. Жало - такая штука. Его не так часто получается обследовать до взрыва. А чем дольше оно существует - тем сильнее взрывается.

Я видел видеосъемку взрыва в Сент-Луисе. Взрыв был, знаете, как в киношке. Огромное огненное облако, и прямо на глазах им накрывает два квартала. А потом оно чернеет и поднимается таким грибом, как при ядерном взрыве.

Щекастая из-под руки смерила расстояние до ближайших домов.

- Как далеко оно тянется?

- Метров от пятидесяти до полукилометра, - сообщил я. - Как повезет. Вроде бы крупные живут дольше, но самое мощное было шестьдесят в поперечнике. Никто точно не знает.

- Ох, божечки, - та прижала руки к щекам. - Ну за что? Ну почему опять мне?!

МашаКатя осторожно поднялась. Шатаясь, двинулась в нашу сторону.

- Уй-ё! Стой!

Мой окрик запоздал - она уже преодолела несколько метров, разделявшие нас.

- Что... ой, - она виновато посмотрела на с таким трудом отвоеванный и утерянный отрезок пути. - Ну... ладно.

Села на брусчатку рядом с нами. Уставилась в запрокинутый город и темнеющее небо. Над крышей вальяжно помахивал лопастями вертолетик.

- Help!

Мы все подскочили.

- Please! Help! - голос, высокий, тонкий и жалобный, доносился от автобуса. Вернее - того, что от него осталось.