Владимир Контровский - Заданное значение судьбы

Но князь русичей знал, что делал. Упав сверху, "феникс" змеёй проскользнул между ярящихся энергопотоков, рушащихся на купол, и завис над проломом. Замелькали молнии, летатель вспыхнул, но за миг до того, как он распался пеплом, из него выпрыгнули несколько маленьких фигурок и канули в черный зев пробоины.

– Безумец… - прошептала Наташа, но тут же взяла себя в руки: бой продолжался, а всё остальное - потом.

Профессор Ал Эскогер сидел за столом в своём кабинете, опершись на локти и закрыв лицо руками. Кроме него, в главном зале Инкубатора и в его лабораториях больше никого не было: все штампы ушли на линии обороны, а никому уже не нужные гейши разбежались кто куда, прячась в пустых казармах и дальних закоулках осаждённого Города. Элы-гремлины, помощники Эскогера, большей частью были уже в ангаре, где шла посадка на корабли, а кое-кто из них, не вошедшие в число избранных, готовились встретить свою судьбу с оружием в руках - никому из потомков чёрных индиго и в голову не могло придти сомневаться в справедливости выбора Воплощённой.

Неожиданно для себя Эскогер тоже получил мысленный приказ Эстер, дающий ему право получить место на одном из кораблей, готовых к межпланетному перелёту, но почему-то этот приказ не обрадовал старого эла. Последние месяцы, особенно когда началась война, Эскогер чувствовал, как им всё больше овладевают усталость и равнодушие к собственной судьбе. Ему снились странные сны, в которых он - или не совсем он? - молодой и уверенный в себе, строил грандиозные планы, связанные с клонированием людей, яростно с кем-то спорил, доказывая свою правоту, сутками не выходил из лаборатории, где, затаив дыхание, наблюдал, как в репликаторных колбах пульсировало, росло и набухало живое нечто… А потом он просыпался, шел в Инкубатор, видел "новорождённых" штампов, извлекаемых из материнских ячеек, и спрашивал себя: "Это и есть твоя мечта? Да, ты стал творцом, но кого? Безмозглых убийц и таких же безмозглых шлюх, которых ты штампуешь на радость Чёрной Жрице?". Профессор пугался этих своих мыслей, затравленно озирался по сторонам - ведь всем известно, что Воплощённая читает мысли на расстоянии! - и с нетерпением ждал конца дня, когда можно будет запереться в своём небольшом апартаменте, вынюхать баллончик "блаженства" и уйти в сон. И во сне какой-то седой человек говорил ему, Алу Эскогеру, - или там его звали как-то иначе? - ещё не профессору: "Каждый сам делает свой выбор!". Эти сны и эта раздвоенность мучили главного генетика Города, но в то же время он находил в них болезненное удовлетворение, принимая их как воздаяние за грехи - свои и чьи-то ещё.

Профессор услышал какой-то звук и поднял голову. Он увидел сквозь прозрачную стену кабинета, как брошенная посередине лаборатории тележка - одна из тех, на которых укладывали клонов, - вдруг сдвинулась с места, покатилась и мягко ткнулась в закрытые двери, ведущие в главный зал Инкубатора. И ему вдруг почудилась, что тележка соскучилась по мокрому телу биоробота, и что ей не терпится принять на свою пластиковую спину очередного свежесделанного штампа.

– Бред! - громко произнёс он вслух, но голос его прозвучал странно и неуверенно.

Эскогер встал из-за стола, вышел из кабинета в лабораторию и огляделся по сторонам - никого, только перемигиваются индикаторы на контрольных панелях. Тогда он подошёл к дверям, брезгливо оттолкнул тележку - она послушно и бесшумно отъехала вбок, освободив дорогу, - и перешагнул порог главного зала.

Огромный зал был пуст. Профессор Эскогер подошёл к ограждению, тянувшемуся по всему периметру зала, - в мёртвой тишине звук его шагов показался ему грохотом выстрелов - и посмотрел на бесконечные ряды шестиугольников, складывавшихся в гигантские соты.

Крышки ячеек светились разным светом, от темно-синего до ярко-красного - процесс шёл непрерывно. В нескольких десятках из многих тысяч искусственных утроб клоны уже дозрели, их пора было вынимать, но какой в это смысл, если они уже не нужны - через час с небольшим Хозяева покинут Город. На какое-то мгновение Алу Эскогеру стало жаль этих ущербных существ, вызревавших под разноцветными шестиугольными плитами, - как ни в чём не виноватых детей, которых бросают жестокосердные родители, зачавшие их только ради удовольствия, сопровождающего процесс зачатия. Эта жалость была нелепой; старый эл помотал головой, и тут его щеки коснулось ледяное дуновение.

Он вздрогнул и поднял голову. В Инкубаторе кроме него был кто-то ещё - или что-то? Профессор услышал еле различимый многоголосый шёпот: "Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу…". А потом одна из красных плит-крышек взорвалась и разлетелась осколками.