Геннадий Дмитриев - Настоящая работа смелых мужчин

— В сорок первом Вы ушли на фронт, и считаетесь пропавшим без вести, — сказал Станислав Викторович.

— Пропавшим без вести? Как странно, как нелепо. Могли бы просто написать, что я погиб. Но я, действительно, пропал без вести, и не только для вас, а и для себя. Тот, которого вы видите перед собой, уже не профессор Невелький, это только продукт секретной лаборатории гестапо.

— Вы были там, в секретной лаборатории доктора Вагнера? Тогда во время войны?

— Да, был, был всего лишь одним из подопытных кроликов этой лаборатории, единственным, кто остался в живых.

— Александр Степанович, скажите, военврач Архангельский? Вы знали его? Он был там, у немцев?

— Кто он Вам?

— Это, это …. Мой отец!

— Не волнуйтесь. Вашего отца никто ни в чем никогда не сможет упрекнуть. Он был честным и мужественным человеком.

— Так, что же с Вами произошло? Тогда в сорок первом? — спросил доктор.

— Произошло то, что обычно бывает на фронте. Немецкие танки прорвались на нашем участке, тылы эвакуировать не успели, немцы оказались на территории госпиталя. Нас взяли прямо в операционной, даже операцию закончить не дали. Но, все равно, всех раненых тут же расстреляли. Расстреляли и почти весь медицинский персонал. Нас забрали. Почему не расстреляли сразу, не знаю. Но потом, уже в лагере для военнопленных, один немецкий врач узнал меня, я ведь был известен, мои работы, да и портреты тоже, публиковались в печати. В медицинских научных кругах мое имя кое-что значило. Работы Вашего отца тоже были известны, хотя портреты не печатались в прессе. Вопросы, которыми он занимался, представляли определенную долю секретности.

Так мы попал в секретную лабораторию гестапо, в клинику доктора Вагнера. Занимался он опытами над людьми. Предлагали сотрудничать, но мы отказались. Им нужны были знания Вашего отца. В работах по созданию копий организмов, на основе генов, немцы продвинулись достаточно далеко. Они использовали смесь науки и эзотерики, и добились неплохих результатов.

Никто из ученых мира серьезно к эзотерике не относился. А немцы относились серьезно, очень серьезно. Сначала мне это тоже казалось чепухой, но потом я понял — нет, это не чепуха, это все очень и очень серьезно. Но им не хватало методики, которая позволяет ускорять процессы развития организма. А у Вашего отца методика эта была. Они не могли ничем заставить его работать с ними, ни уговоры, ни угрозы, ни пытки не дали ничего, тогда они устроили чудовищный эксперимент. Стали отрабатывать свою, не доведенную до ума методику на мне, в присутствии Вашего отца. Они знали: если он не вмешается — я погибну. И он не выдержал испытания, вмешался. Эксперимент удался.

Потом он пытался покончить собой, но ему не дали. Поместили в камеру, где не было никаких острых и твердых предметов, как в палате для душевнобольных. И тогда он сам, зубами перегрыз себе артерию на правой руке.

— До какого же отчаяния нужно было дойти, чтобы покончить собой таким страшным образом! — воскликнул я.

— Нет, молодой человек, нет, — возразил старик, — не так Вы говорите, не так! Как же нужно было любить жизнь, чтобы так умереть!

Доктор Архангельский сел на скамейку, и обхватил голову руками.

— Боже мой! Боже мой! — повторял он, раскачиваясь из стороны в сторону. — Боже мой! Потом он встал, подошел к старику, посмотрел в его глаза, и сказал:

— Сколько же времени с тех пор прошло? Вы совсем не изменились!

— Это Вам кажется, — ответил профессор, — да, мое тело почти не стареет, вернее процессы старения идут очень медленно, тело, но не душа. Хотя я и сам не знаю, есть ли она у меня? Там, в лаборатории им удалось выделить ген старения. Разработали методику замедления возрастных процессов. Вот и испытали на мне. Человечество всегда мечтало о вечной молодости, но не все так просто, совсем не просто. Тело не стареет, а душа изнашивается, старится и умирает.

— Значит, доктор Вагнер — это тот самый доктор, который возглавлял секретную лабораторию гестапо? — воскликнул я.

— Нет, не тот, — ответил старик, — просто однофамилец. Тот Вагнер давно умер.

— И что, он, тот доктор Вагнер, не опробовал методику вечной молодости на себе? — спросил я.

— Да, я же говорю Вам, все не так-то просто. Из сотен экспериментов, удачными были единицы, я один из тех немногих, кто выжил. Остальные либо умирали, либо сходили с ума. Ни один нормальный человек не решиться испробовать на себе методику, которая не дает стопроцентного результата. Ну, а нас они не щадили.