Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

По дороге в пансион и за обедом Джим засыпал меня вопросами:

— Как вы попали к Поллоку? Через Хелли? Это ужасный жулик. Его агенты, вербуя клиентов, разыгрывают из себя незаинтересованных и даже предупреждают, что надо торговаться о процентах. Сколько он сорвал с вас?

— Десять на четыре месяца.

— С него вполне хватило бы и шести. В год это составляет два на сто, нормальная рента. Вы еще неопытны, Пингль, — серьезно сказал Джим. — Доверьтесь мне… Вам надо освоиться с местными нравами и обычаями. Иначе вы пропадете.

А я думал о Хелли и его хитроумной системе улавливания клиентов.

И вот я живу в Вахрадже, затерявшемся в джунглях Среднего Пенджаба. Несколько бедных деревень скопилось на берегу реки, а вокруг расстилаются крохотные крестьянские поля и обширные плантации мистера Поллока.

С террасы бунгало, в котором живем мы с Джимом, видны хижины ближайшей деревни Ранбир. Здесь чрезвычайно сложны земельные отношения. Земля принадлежит радже Данби-Ганджу, живущему среди богатого фруктового сада в двухэтажном доме, причудливо украшенном резьбой по дереву и камню. Раджа имеет дворню и управляющего по имени Сэтх-Нагр, который ездит на маленькой лошадке по деревням и собирает налоги. Поллок арендует плантации через доверенного Уолсона, командующего целым штатом надсмотрщиков над рабочими плантаций и складов.

— За каким дьяволом принесло вас, Пингль, в эти проклятые места? — спросил однажды вечером Джим Харл, валяясь в гамаке и куря папиросу за папиросой, чтобы отогнать комаров, налетевших с реки. — Какое крушение претерпели вы в жизни?

Я рассказал ему о родном городе, не углубляясь в детали моей биографии.

— Так, — пробормотал Джим. — Ну, уж клерком-то в табачной конторе вы могли бы устроиться и в метрополии. Другое дело я, мне туда нельзя и носа показывать. Небольшое недоразумение с полицией, и мне пришлось отчаливать…

— Я все-таки надеюсь на лучшее, — сказал я, прислушиваясь к монотонному пению, доносившемуся из деревни.

— Вам пока не остается ничего иного, Пингль, — отозвался Джим. — Но почва для надежд быстро истощается. Круг замыкается, и часто хочется подыскать хороший гвоздь в стене, чтобы повеситься на собственных подтяжках.

— Джим, вы пессимист, — поморщился я.

— Судите сами. В Краунтоне я оставил мать и сестренку, думая помогать им. Но вот уже четыре года, как я не могу выкроить пенни из того, что зарабатываю. Жизнь дорога, но я не вхожу в сделку с подрядчиком. Если я потеряю остатки честности, душа моя сделается, окончательно нищей. Меня пока еще бодрит табак, который здесь ничего не стоит, вы понимаете…

Очень зло Джим рассказывал о Поллоке.

— Он красовался на своем Толли, когда вы с ним познакомились? Это его обычный моцион. Жизнь Поллока так приятна, что ему не хочется расставаться с ней раньше времени. Он боится излишнего похудания так же, как и ожирения. Седину считает ужасным предвестником старости, к табачному дыму относится с отвращением, а сам на сигаретах нажил состояние. Каждое утро меряет себе температуру. Доктор обедает у него по субботам и прописывает диету на неделю вперед.

Потом Джим критически коснулся привычек управляющего плантациями мистера Уолсона.

— Если хотите сделаться разбойником в смокинге, то слепо выполняйте все, что он прикажет. И если вас тут же не схватит холера или не изуродует, как меня, «Желтый Джек», то вы сможете наловить здесь золотой рыбки и отправиться под старость жарить и кушать ее в Эшуорф…

Джим рассказал мне много любопытного об этом куске земного шара, где живет четыреста миллионов людей, принадлежащих к восьмистам национальностям и говорящих на сотнях различных языков.

— Учитесь говорить на урду, Пингль, — настаивал Джим. — Это настоящий «французский язык» Индостана, в него входит много персидских и арабских слов. Название языка произошло от «Урду-э-муэлле» — так называется старинный базар близ королевского дворца в Дели.

В праздничные ярмарки туда собираются продавцы и покупатели со всех концов Индии. Там и выработался, я думаю, этот язык. Как дипломаты всех стран понимают по-французски, так и здесь каждый житель Индии поймет вас на урду. Хотите, я буду помогать вам?

Я мог только поблагодарить Джима и, к моему удовольствию, вскоре стал делать успехи, давая приказания слугам:

— Чаа-бана-о! (Приготовь чаю!) Пани пиланала-о! (Принеси воды!)

Все служащие на плантациях хорошо знали по три-пять местных языков, не считая урду. Надсмотрщики из местных служили мистеру Уолсону агентурой по различным спекуляциям с товарами, приобретаемыми через деревенских ростовщиков. Всему этому не обучали в Дижане, и для меня было новостью, что в деревнях существуют «камиа» — крестьяне, задолжавшие ростовщику и навек закабаленные им с женами и детьми — то есть настоящие рабы в полном смысле этого слова.