Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

Утро сияло осенним очарованием.

Черепичные крыши эшуорфских домов, умытые свежей росой, ярко и разноцветно блистали на солнце. В туманной лиловой дали под пышным пологом розовых облаков еще дремал величественный океан. Шоссе медленно извивалось вокруг холма. Старый Орфи не очень торопился, сидя в повозке, где глухо позвякивали оплетенные соломой аптечные бутылки. Костлявая лошадь мужественно преодолевала подъем на верхнем — шоссе. Эшуорф медленно опускался. Зелень придорожных кустов ласкала мои взоры.

Я мысленно прощался со всем, что мне было дорого здесь. Вот и поворот у моста.

Неожиданно я увидел Эдит. Она стояла на берегу ручья и махала мне рукой. Орфи предупредительно натянул вожжи, и девочка подбежала к остановившейся повозке, из которой я выпрыгнул.

— О, Эдит!

Мы пошли вперед по шоссе. Эдит протянула мне маленький букет горных фиалок:

— Счастливого пути, Сэм.

Глаза Эдит были похожи на темные влажные фиалки.

Я растроганно прошептал:

— Как хорошо, что ты пришла, Эдит!

— Мне хотелось пожать тебе руку на прощанье. Вот и все, — сказала она.

— До свидания, Эди. Ты не забудешь меня?

— До свидания, Сэм. Возвращайся!.. Я буду ждать…

Копыта лошади гулко простучали по деревянному мосту. Повозка завернула за холм, и я уже не видел Эдит. Аптекарь меланхолично пошевелил вожжами.

— Не знал я раньше, что маленькая Уинтер любит утренние прогулки.

Я промолчал, дожидаясь, когда мысли старого Орфи перестанут касаться чужих дел, а потом равнодушно заметил:

— Какая теплая погода!

Но аптекарь был упрямцем и любил соваться не в свои дела. Он долго ворчал:

— Не мог старина Пингль придумать чего-нибудь получше, чем отпускать парня от себя. Хм… Вот я… дальше Уэсли не ездил и Эда никуда не пущу. Доктор Флит прав: даже в раю должна понадобиться аптека. И на наш век хватит…

В непонятном раздражении аптекарь вдруг больно хлестнул лошадь, крикнув:

— Ну ты, инфузория!

Четвероногая «инфузория» нервно взмахнула хвостом и сразу прибавила рыси.

Эшуорф остался позади.

Если подробно рассказать обо всех бедах, которые обрушивались на меня с того памятного очаровательного утра, когда я покинул Эшуорф в поисках постоянного куска хлеба, то понадобится чрезвычайно много времени, трудов и бумаги. Скажу только, что неудачи преследовали меня, знаменуя безнадежность моей судьбы на этой планете. Казалось, весь свет сговорился доставлять мне лишь одни неприятности. Отцовские деньги таяли в моих руках, как снег на раскаленной плите. Мечты также превращались в пар. Я бежал от одних неудач и наталкивался на другие, еще более жестокие.

О порядках в конторах по найму я мог написать целую монографию — так хорошо я ознакомился с бесконечным ожиданием предложения и бешеным бегом по указанному адресу. А когда я влетал в какой-нибудь магазин, где требовался лифтер или посыльный, то заставал там или толпу таких же, как я, или ответ: «Место только что занято».

Однажды мне как будто посчастливилось. Управляющему какого-то герцога требовалось пятнадцать молодых парней на один день. Об этом было напечатано объявление. Работа, как я узнал после, заключалась в том, что парни, обряженные в рыцарские доспехи четырнадцатого столетия, стояли на площадках парадной лестницы во время вечернего раута и отдавали честь приглашенным гостям. Нас собралось около тысячи. Давка была страшная.

Сначала отобрали триста человек. Я нырнул в толпу и проскользнул во двор герцога триста первым. Вышел дворецкий и еще какие-то люди и выгнали обратно на улицу примерно две трети. Осталась сотня кандидатов в счастливцы, в том числе и я. Мы выстроились, как солдаты на смотру, в две линии. Все старались держаться бодро, выпячивали грудь и держали руки по швам. Дворецкий прошел мимо один раз, всматриваясь в наши лица, и ничего не сказал. Потом прошел вторично, вглядываясь в каждого человека, как бы оценивая его, и время от времени, слегка ткнув пальцем, говорил:

— Да.

Мимо меня он прошел равнодушно, как мимо уличной урны для окурков. Я видел холодное бритое лицо с пунцовым носом и навсегда запомнил его.

Пятнадцать счастливцев пошли в контору за дворецким, а остальных вежливо попросили убраться.

Отчаявшись найти работу по газетным объявлениям, я решил заходить во все подряд магазины, конторы, меняльные лавки, парикмахерские, мясные, зеленные и предлагать свои услуги. Предъявляемый диплом не производил на хозяев впечатления, и мне отказывали. Впрочем, владелец табачной лавочки на углу Брайт-стрит и площади Пальмерстона, чистенький старичок в очках и старомодном жилете, заинтересовался моей особой, когда я представился ему и предъявил диплом.