Корабли сбросили за борт огромные якорные камни. Там, где река Фучунцзян впадала в море, течение было бурным, и без якоря даже самый большой корабль могло отнести далеко на мель, а то и в открытое море. Потом началась разгрузка. Это было грандиозное предприятие. Однажды, поедая рис в перерыве между вахтами у подъёмника, Болд вдруг сообразил, что в целом городе не нашлось ни лошадей, ни верблюдов, ни буйволов, ни мулов, ни ослов – никакая скотина не помогала невольникам ни в этой, ни в другой работе. Одни только рабы, выстроившись в нескончаемые тысячеголовые цепочки, сгружали товары и провизию, а помои и нечистоты вываливали в канал, и казалось, будто весь город был телом царственного великана, возлежавшего на земле, которого сообща кормили и очищали от испражнений его верные подданные.
В разгрузочных трудах прошло немало дней. Болд и Киу успели лишь краем глаза увидеть гавань и сам город, когда сопровождали баржи, сплавлявшиеся к складам в южной долине, где сотни лет назад находился императорский дворец. Теперь же на территории бывшего дворца обитали дворяне, высокопоставленные чиновники и евнухи. Оттуда к северу протянулась стена, опоясавшая старый город, густо-густо застроенный деревянными домами в пять, шесть и даже семь этажей. Старые здания нависали над каналами, с балконов свешивались сохнущие на солнце простыни, а крыши поросли травой.
Болд и Киу глазели на всё это с воды, пока разгружали баржи. У Киу снова прорезался тот птичий взгляд – какой-то и не изумлённый, и не восторженный, и не испуганный.
– Много их, – сообщил он наконец.
Он постоянно спрашивал у Болда, как по-китайски называются те или иные вещи, и Болд, думая над ответами, сам выучил немало новых слов.
Когда с разгрузкой было покончено, рабов с корабля Болда собрали вместе, отправили на Холм Феникса, называемый здесь «холмом чужеземцев», и продали местному коммерсанту по имени Сэнь. Обошлось на этот раз без невольничьего рынка, без торгов, без лишнего шума. Они так и не узнали, за какую сумму их продали, да и кто, собственно, был их владельцем во время путешествия по морю. Возможно, сам Чжэн Хэ.
Болда и Киу, скованных вместе по лодыжкам одними цепями, по узким людным улочкам привели к дому на берегу озера, примыкавшего к западной границе старого города. На первом этаже располагался ресторан. Шёл четырнадцатый день первой луны нового года – об этом сообщил им Сэнь. Начинался праздник фонарей, поэтому схватывать приходилось на лету, ведь ресторан был любим публикой.
Столы, не умещаясь в ресторане,
Занимают озёрную набережную,
От посетителей нет отбоя день напролёт.
Озеро усеяно точками лодок,
А в них – фонари всех цветов и оттенков:
Стеклянные, расписные, резные,
Из белого и жёлтого нефрита,
Нагретый свечами воздух кружит их, как карусель.
Бумажные фонарики вспыхивают и сгорают.
Люди несут их к берегу отовсюду,
Фонари освещают озеро. И даже на другом берегу
Яблоку негде упасть. И к вечеру
И озеро, и весь город мерцают
В полумраке праздничных сумерек.
Отдельные мгновения негаданной, неописуемой красоты.
Старшая жена Сэня, И-Ли, заправляла кухней строго: Болд и Киу моргнуть не успели, как уже носили с барж, швартующихся у берегов канала за рестораном, мешки с рисом, сгружали отходы на мусорные баржи, драили столы, вытирали пыль и мели полы. Они трудились в поте лица, наводя порядок не только в ресторане, но ещё и на верхних этажах, в личных покоях семьи. Крутиться приходилось как белкам в колесе, зато их постоянно окружали женщины: кухарки в белых халатах с бумажными бабочками в волосах, и тысячи незнакомок, прогуливающихся при радужном свете фонариков. Даже Киу млел от таких красот, и ароматов, и напитков, допиваемых из чужих полупустых чашек. Они пили пунши из личи, мёда и имбиря, соки из папайи и груши, зелёный и чёрный чай. А ещё у Сэня подавали рисовое вино пятнадцати сортов – с донышек стаканов они перепробовали их все. И лишь простой воды они избегали, ибо были предупреждены, что та опасна для их здоровья.
А уж что до пищи, которая доставалась им также в виде объедков с чужих столов… О, и словами не описать. По утрам им накладывали полные миски риса с добавлением почек и прочего ливера, а уж после они самостоятельно подъедали то, что оставляли после себя посетители ресторана. Болд уплетал всё, что попадалось на глаза, дивясь разнообразию. В праздничные дни Сэнь с И-Ли готовили всё, что предлагалось у них в меню, и потому Болду посчастливилось отведать мяса косули, оленины, крольчатины, куропаток и перепелов, тушённых в рисовом вине моллюсков, гуся, начинённого абрикосами, суп из семян лотоса, суп из красных перцев с мидиями, рыбу со сливами, суфле и оладьи, пельмени, пироги и кукурузные лепёшки. Яства на любой вкус; не было тут разве что говядины и молочных продуктов, ведь, как ни странно, китайцы не разводили домашний скот. Зато Сэнь рассказал, что тут выращивали восемнадцать сортов сои, девять сортов риса, одиннадцать – абрикоса, восемь – груши. Каждый день пир закатывали горой.
Читать дальше