Сергей Смирнов - Память до востребования [Фантастические рассказы и повесть]

— Здравствуй, Ира…

Она замерла и побледнела. Наверно, ее предупредили, что всякий раз ей придется знакомиться со мной заново и начинать отвлеченные разговоры, не упоминая о прошлой встрече: чтобы не вышло конфуза.

— Здравствуй, Ира, — повторил я уже уверенно. Я чувствовал, как моя память набирает силу, как яростно пробивается росток сквозь холодный асфальт.

— Ира, я очень соскучился по тебе, — сказал я ей и понял, что смертельно соскучился по жизни. — Я помню тебя … А этих я просто дурачил. Они все мне ужасно надоели… Я буду помнить только тебя …

Пропавшие семь лет жизни начали возвращаться ко мне. В ту нашу, вторую, встречу, я наконец довспомнил эту ссору и понял, что был тогда последней скотиной… Макс был прав. Его я теперь знать бы не знал, если бы Ирина не рассказала мне о нем. Все мои бывшие дружки и подружки вернулись в мою память только с ее позволения, из ее рассказов. Но, по правде говоря, мне уже было все равно: помнить их или нет…

За неделю весь семилетний провал заполнился событиями в их законном порядке. Перед дружками я хотел-таки прикинуться непомнящим, но, как ни странно, посовестился… Однако многие события, которые я теперь мог восстановить в полной их ясности, стали казаться мне… как бы поточнее определить… эпизодами из каких-то дрянных книжек, прочитанных кое-как, на ходу, где-нибудь в метро. Напротив, мне было очень странно вспоминать другие сцены, в которых себя то я толком и не помнил, но как раз они начинали вдруг всерьез волновать душу.

Например: в горы меня никогда не тянуло. Пару раз дружки затаскивали меня туда на пикники.

И вдруг здесь, в больнице, целые дни напролет вспоминаются мне горы, одни только горы. Утренние горы, полуденные, закатные, горы после дождя — сиреневые, в тонкой, едва заметной дымке… Будто всю свою сознательную жизнь я прогулял по горам. В одиночестве.

Я ломал голову, откуда это могло взяться. А вы, доктор, догадаетесь — откуда?

…Угадали. Конечно, это пришло ко мне из ее памяти. Она делилась со мной самым дорогим своим достоянием. А события моей прошлой жизни вернулись ко мне из моих же давних хвастливых рассказов о них, пройдя через ее восприятие этих моих россказней. По такой вот сложной цепи… Потому мои воспоминания о бывшей жизни и вернулись ко мне такими серыми и скучными.

…А я вот без подсказки догадаться не смог. В субботу мы гуляли с Ириной по аллейке, у самого забора. Вокруг ни души. Было пасмурно и тихо… И вдруг меня потянуло немного попеть, Впервые после возвращения из могильной тьмы. Мы брели молча. Нам было хорошо. И не вытерпел и затянул почти про себя:

Я удивился своему голосу. Это был — не мой голос! Мне показалось, что такой голос должен принадлежать человеку, который мог бы теперь стать моим лучшим другом…

Я дотянул до конца и понял, что никогда раньше этот романс не пел и вообще не знал его наизусть.

Я остановился. Ирина смотрела на меня во все глаза — будто я только что показал ей какой-то невероятный фокус. Она шевелила губами — кажется, повторяла слова романса. И наконец проговорила тихо:

— Я всегда мечтала, чтобы у тебя был такой голос… Это — мой любимый романс. Я никогда не слышала, как ты его поешь.

И я прозрел. Я понял, что она любила меня всегда.

Целую вечность тому назад, гораздо раньше того вечера, когда Алик познакомил нас, она увидела меня перед одним из моих первых выступлений. Я сидел на оградке, позади эстрады, укрывшись от фонарей — под акациями и… мерз от волнения. Меня тянуло забиться куда-нибудь в темноту, чтобы никто меня не нашел… И как только она меня там разглядела…

И я опять удивился — своей новой памяти. Тому, как же это мне удалось разглядеть самого себя в этой тьме времен: жалкого, беспомощного — в сумраке под акациями. Себя, которого всегда так упорно старался забыть. Того себя, которого еще не попутал бес торгашества, себя, еще не отвернувшегося от друзей и от собственного детства. Того сопливого карапуза, который спас меня на переходе через улицу: он не вытерпел вдруг и заревел, перепугавшись злого дяденьки на холеной «бибике» цвета кофе с молоком…

Доктор, я выздоровел. Честное слово, выздоровел. Навсегда. У меня есть тому доказательство.

У Ирины чудом сохранился один из моих дисков. Конечно, чудом, ведь Москву я «разминировал» раз десять. Остальные диски, хранившиеся у нее на даче, километрах в пятидесяти от города, давным-давно все рассыпались. Обветшали и рассыпались.