Барретт ощущал язвительную, невысказанную словами, насмешку во всем поведении Джека. Как бывший революционер Бернстейн, казалось, разделял мнение Хауксбилля о тщетности попыток Фронта и его суждение о его членах, как о людях, обманывавших самих себя. Ничего не говоря и всего лишь исподтишка посмеиваясь, Бернстейн сеял это мнение среди членов группы, которой посвятил так много лет своей собственной жизни. Только один раз он позволил себе открыто показать свое презрение. В комнату вошел Плэйель, как сказочный старик с развивающейся бородой, потерявшийся в своих расчетах грядущего тысячелетия. Он кивнул Бернстейну, словно забыв кем тот был.
— Добрый вечер, товарищ, — произнес Бернстейн. — Как там идет революция?
— Наши планы стали более зрелыми, — коротко ответил Плэйель.
— Да, да. Это превосходная стратегия, товарищ. Терпеливо ждать, пока синдикалисты сами не вымрут в десятом поколении. Затем ударить, налететь, как стая ястребов.
У Плэйеля был отрешенный вид. Он ответил улыбкой и повернулся, чтобы поговорить с Вальдосто. Его, видимо, не задела ирония Бернстейна. Барретта это раздосадовало.
— Если ты ищешь цель, Джек, то воспользуйся для этого мной.
Бернстейн хрипло засмеялся:
— Ты слишком большой, Джим. Я никак не смог бы промахнуться — так в чем же тогда спор? Кроме того, жестоко стрелять в сидячих уток.
В тот же вечер в конце ноября 1998 года Бернстейн в последний раз заглянул в квартиру Барретта. Хауксбилль тоже нанес еще один визит, только тремя месяцами позже.
— Вы слышали что-нибудь о Джеке? — спросил его Барретт.
— Джекоб, вот как он теперь себя называет. Джекоб Бернстейн.
— Ему всегда было ненавистно это имя. Он хранил это в тайне.
Хауксбилль улыбнулся:
— В этом-то и вся загвоздка. Когда я встретил его и назвал Джеком, он объяснил мне, что его имя Джекоб. Прозвучало это весьма резко.
— Я не виделся с ним после того ноябрьского вечера. Чем он теперь занимается?
— Вы что, ничего не слышали?
— Нет, — ответил Барретт, — что-нибудь такое, что мне следует знать?
— Пожалуй, — сказал Хауксбилль и издал тихий смешок. — У Джекоба теперь новая работа, и он, скорее всего, больше не станет общаться вне своей работы с лидерами Фронта. А по роду своей работы — возможно.
— Какова же эта его новая работа? — с тревогой в голосе спросил Барретт.
Хауксбилль, казалось, получал удовольствие, рассказывая об этом.
— Он теперь следователь в полиции правительства. Эта работа вполне соответствует его наклонностям, разве не так? Он, наверное, добьется выдающихся успехов в этом деле.
Рыбаки вернулись в лагерь чуть позже полудня. Барретт увидел, что ялик Рудигера до краев полон добычи, а Ханн, выходя на берег с руками, полными трилобитов, выглядел загорелым и очень довольным собой.
Барретт пошел посмотреть на улов. Рудигер был в прекрасном настроении и говорил без умолку. Он поднял какого-то ярко-красного рака, возможно, прапращура всех сваренных омаров, если не считать, что у него не было передней клешни, а там, где должен быть хвост, торчал зловещий трезубец.
Он был более полутора метров длиной и совершенно безобразный.
— Новые виды! — ликуя, прокричал Рудигер. — Ничего подобного нет ни в одном музее. Боже, как я хотел бы положить его в такое место, где его могли бы когда-нибудь найти. Может быть, на вершину какой-нибудь горы.
— Если бы его можно было найти, это давно бы сделали, — напомнил ему Барретт. — Какой-нибудь палеонтолог двадцатого столетия раскопал бы его и выставил на обозрение, и ты об этом бы знал, Мэл.
— Именно это меня и заинтересовало, — сказал Ханн. — Почему же никто там, наверху, не раскопал остатки лагеря «Хауксбилль»? Разве их не беспокоит, что какой-нибудь из прежних охотников за ископаемыми может найти их в кембрийских слоях и поднять шум на весь мир? Скажем, один из охотников за костями динозавров в девятнадцатом веке? Какой это было бы сенсацией, если бы в слое еще до динозавров нашлись хижины и человеческие кости?
Барретт покачал головой:
— Никто из палеонтологов с самого возникновения науки до закладки этого лагеря в 2005 году не раскопал его. Так это и вошло в анналы науки этого не произошло, так что нет причин для беспокойства. А если лагерь откопают после 2005 года, то всем уже известно о его существовании в кембрии. Так что здесь нет никакого парадокса.
— Кроме того, — грустно произнес Рудигер, — через миллиард лет эта скалистая гряда окажется на дне Атлантического океана, а поверх нее несколько километров осадочных пород. Нет никакой надежды, что нас найдут.
Читать дальше