Филип Дик - Ник и Глиммунг [litres]

– Почему? – спросил Ник.

– Потому что она нужна нам. Точнее, Великой Четверке. Чтобы победить в вой– не. Редж Фрэнкис задерет такую цену, что мы не сможем заплатить. И Глиммунг ее выкупит. У них-то денег полно. А мы бедные. Нищета во все края; вот тебе и все. Почему мы, по-твоему, живем в норах? Потому что очень нравится? Я тебе скажу почему; потому что не можем себе позволить ничего получше. – Голос спиддла дрожал от негодования.

– Вам-то повезло, – сказал другой спиддл из темноты. – У вас дом есть. Всем колонистам с Земли повезло. А за нами кто присмотрит? Равнодушие во все края; вот тебе и все.

Первый спиддл спросил у Ника:

– Как думаешь, сможешь вернуть книгу обратно?

– Мы с ним договорились. Теперь это его собственность, – поколебавшись, ответил Ник.

– А можешь украсть? – спросили хором несколько других спиддлов.

– Я… вряд ли, – сказал Ник. Это казалось неправильным. Обмен был честный.

– Ты бы очень нам помог закончить войну и добиться великой победы, – сказал спиддл. – В книге «Однажды летним днем» перечисляются слабости всех существ на этой планете, в том числе тробов и верджей. Даже клаков; страницы никого не упускают. Да, правда, чтение скучноватое, то и дело отходит от темы… У Глиммунга очень неорганизованный разум. Но все же в этой книге найдется все. Все – и прошлое, и будущее.

– И теперь она у этого оппортуниста Фрэнкиса, – с презрением сказал другой спиддл. – Неудача во все края; вот тебе и все.

– Но неудача и для Глиммунга, – сказал другой спиддл. – Раз он вообще упустил книгу. Теперь наверняка переживает. Он уже должен был обнаружить потерю. Слушай-ка сюда, землянин; Глиммунг будет искать тебя, чтобы вернуть книгу. Уж лучше заройся. Осада во все края; вот тебе и все.

– Сразу признавайся Глиммунгу, – предложил один спиддл. – Скажи: «Твоя книга у Реджа Фрэнкиса, водовоза». Для своего же блага. Иначе – месть во все края, землянин.

– Разборки, – вступил еще один спиддл. – Разборки во все края.

– Что это значит? – спросил Ник. Ему было трудно понимать необычную речь спиддлов.

– Это значит, – ответил спиддл, – что Глиммунг разберет тебя на запчасти. Чтобы найти пропавшую книгу. Ты на нее хоть взглянул? Успел что-нибудь прочитать?

– Только пару абзацев, – признался Ник. Только сейчас он понял, какую возможность они упустили. А теперь уже слишком поздно.

– Когда-то это был счастливый мир, – тоскливо сказал спиддл. – Пока не пришел Глиммунг. Он приходил мало-помалу, мелкими скрытными шажками, один за другим. Конкретного момента, когда он вошел в наш мир, не было. Мы узнавали о нем постепенно.

– Сперва до нас дошли слухи, – добавил другой спиддл. – Расплывчатые рассказы, ничего определенного; слухи о чем-то дурном, о чем-то скверном… но не здесь. Затем однажды показалось, будто он почти здесь, будто он подобрался ближе. И тут слышим от нанков, что он уже здесь. Так оно и шло, день за днем. Верджи были довольны; оказывается, они к нему слетелись сами. И конечно, тробы; эти-то возрадовались – возопили в ночи от удовольствия.

– А потом мы уже поняли, что Глиммунг повсюду, – сказал третий спиддл. – И объединились с последними принтерами. Потому что больше всего Глиммунг хочет уничтожить принтеров. Мы слышали, что зло Глиммунга пришло на планету из-за принтеров, что их борьба началась еще до существования этой планеты. Что она стара, как само время. Принтеры нам ничего не говорят; выживают, как могут, и все. Они почти выдохлись, наши принтеры; все, что они сейчас делают, – пудингованное, очень нечеткое и почти бесполезное. Мы, конечно, притворяемся, что все наоборот.

– Но на самом деле не наоборот, – дополнил дополнительный спиддл, – а очень даже оборот. И мы в него попали.

Из дома позвала мама:

– Ник! Пора возвращаться домой. Погуляешь утром.

– До свидания, – сказал Ник спиддлам. – Еще увидимся завтра, – попрощавшись, он вернулся по темноте в ярко освещенный дом.

Сбоку от дома торчал куст чего-то вроде бамбука. Ник уже почти прошел мимо, когда остановился.

В бамбуке что-то росло. Силуэт, немой и неподвижный, который торчал из почвы, как какой-то ночной гриб. Белый столб, рыхлая масса, влажно поблескивающая в тусклом свете. Его заплесневелым коконом покрывала паутина. У него были руки и ноги неопределенных контуров. Расплывчатая несформированная голова. Черты лица еще не проявились. Но Ник уже знал, что это.

Отец-двойник.

Отец-двойник был почти готов. Еще несколько дней – и он созреет. Пока это еще личинка – белая, мягкая и рыхлая. Но дневное солнце ее высушит и согреет. Панцирь затвердеет. Потемнеет и окрепнет. И тогда оно выберется из своего кокона, и однажды, когда отец пройдет рядом с этим местом…