Андрэ Нортон - Рыцарь снов

Он почувствовал на себе пристальный взгляд императрицы. И встретил этот взгляд спокойно, без того инстинктивного опасения, с каким смотрел на Оситеса. Молчание становилось напряженным, но Рамсей решил, что первым не заговорит.

Заговорила императрица.

– Что ты за человек? – Она задала вопрос резко, словно ожидала немедленного ответа.

– Я самый обычный человек… – Рамсей колебался, потом добавил уважительный термин, с которым, как он слышал, обращаются к немногим королевам его мира… – мадам.

Она сделал нетерпеливый жест рукой.

– Каким-то образом ты все же необычен, – возразила она. – Иначе не оказался бы здесь.

– Вы хотите сказать, мэм, – Рамсей постарался говорить как можно спокойней, – что для вас я был бы полезнее мертвым?

Рот под крючковатым носом дрогнул. На вызов ответил Оситес.

– Ты смел… – В голосе его звучало предостережение.

– А что еще мне остается? – Рамсей удивился, что сумел найти эти слова; похоже, только они пригодны в таком обществе. – Мне сказали, что я мертв. И как будто в двух различных мирах. Но раз я мертв, что мне остается, кроме смелой речи?

К удивлению Рамсея, императрица неожиданно хрипло рассмеялась.

– Прекрасно сказано, незнакомец. У тебя быстрый язык и ум. – Она поколебалась. – Твой ум отличается от того, что нам известно. Что же нам с тобой делать?

– Что мне делать, – поправил он. – Выбор принадлежит мне, мэм.

Императрица молчала, разглядывая его. Потом спросила, спросила вежливо, но не очень заинтересованно:

– И что же ты собираешься делать, мальчик?

Рамсей пожал плечами.

– Пока что мне не давали ни малейшей возможности выбора, мэм. Мелколф сказал, что вернуться в свой собственный мир я не могу. Если поверить ему, мне нужно найти место здесь.

Она медленно покачала головой.

– Не здесь, не в Ломе, не в Уладе, пока у тебя это лицо.

– А кто дал мне его, мэм? – снова вызывающе спросил Рамсей.

– У нас не было выбора. – В ее голосе снова звучала только холодная властность. – Ты должен знать ситуацию. Правление Каскара вызвало бы катастрофу, которую страна не выдержала бы.

– Итак, вы должны принять меня. – Рамсей отказывался поддаваться ее влиянию.

– Я сказала: мы не можем. – Снова властность в голосе.

– Значит, ваш ответ такой же, как у Мелколфа, – убийство? – спросил он.

Ее руки в кольцах шевельнулись, тонкие пальцы уцепились за край мехового плаща, в камнях колец радужными искрами отразился свет. Оситес сделал шаг вперед из-за трона, словно охраняя свою спутницу. Легкая тень возмущения исказила его лицо, нарушив неподвижность маски, которая была на его лице с того момента, как он выпустил Рамсея из камеры.

– Ты много себе позволяешь! – Голос шамана прозвучал резко, но императрица прервала его.

– У кого больше прав задавать нам этот вопрос, преподобный? Нет, незнакомец, мы не убьем тебя. Но есть другой – другие… Они не так терпимы, потому что боятся. А когда люди боятся, они действуют, мудро или неразумно, но действуют. Если ты останешься жив – говорю тебе это искренне, – то не в Ломе, не в Уладе, даже не по эту сторону океана. Ты принял внешность толкарнца… хорошо… так и живи!

– А почему я должен исполнять ваши пожелания, мэм? – вежливо спросил Рамсей. Он надеялся, что эти двое поймут его. Просто он человек, которым нельзя командовать.

– Такой ответ не мое желание, – сказала императрица. – Это всего лишь здравый смысл. Я могу удержать Мелколфа: пока жив мой сын, нынешний император – хотя он быстро слабеет, – мои приказы будут исполнены. Когда он умрет, у меня останется место в Ломе, но такой властью я уже не буду обладать. Тогда я смогу только предлагать, а не приказывать.

Тебе наверняка рассказали об Очалле, о том, чего он добивается. Любому из его созданий, этим глазам и ушам, которые он рассеял по всему дворцу, достаточно увидеть тебя без маски, и он сразу об этом узнает. И могу тебе пообещать, что если Очалл отыщет тебя, твоей участью будет не смерть, а смерть-в-жизни.

Не думай, что Каскар всегда был слабым, безвольным орудием в руках человека с сильной волей. Когда-то он был как ты, молод и горд своей силой, быстрый разумом и телом. Я говорю так не потому, что он кровь от моей крови, плоть от моей плоти, наследник моего Дома, – нет, это правда.

Мы так и не узнали, какими злыми способами Очалл подчинил себе Каскара. Возможно, он даже извратил Древнее Знание, которое, как мы верили, сохранилось только у Просвещенных, чтобы сделать Каскара таким, каким он стал. И если он сделал это однажды, разве не сможет повторить? Ты хочешь стать тенью самого себя, незнакомец?