Александр Беляев - Человек-амфибия. Голова профессора Доуэля. Остров погибших кораблей

Беляев сохранил стремление ученого-популяризатора не отрываться от научных источников. Девинь, например, связывал с Атлантидой легенду о золотых храмовых садах, по преданию, укрытых от опустошительного вторжения испанских конкистадоров в недоступные горные страны Южной Америки. Беляев поместил эти сады в свою Атлантиду. Была или не была Атлантида, были или не были сады, где листья вычеканены из золота, но достоверно известно, что высокая культура обработки металлов уходит в глубочайшую древность.

При всем том Беляев, писал известный атлантолог Н. Ф. Жиров, „ввел в роман много своего, особенно — использование в качестве скульптур горных массивов“. В его романе столица атлантов построена на гигантской ладони бога Солнца, изваянного в цельном горном кряже. По словам Жирова, Беляев тем самым „предвосхитил открытие“ его „перуанского друга, д-ра Даниэля Руссо, открывшего в Перу гигантские скульптуры, напоминающие беляевские (конечно, меньших масштабов)“. Это частность, конечно, хотя по-своему примечательная.

Существенней, что Беляев, в отличие от Девиня, нашел социальную пружину сюжета. У Девиня к веслам армады, которая покидает гибнущую Атлантиду, прикованы каторжники, у Беляева — рабы. Писатель-фантаст сдвинул события на тысячелетия вперед. Атлантида в его романе — сердце колоссальной империи вроде тех, что много позднее создавались завоеваниями Александра Македонского, римскими цезарями, Чингисханом. Но если Атлантида все-таки была, ее могущество не могло не опираться на рабовладельческий строй. Геологическая катастрофа развязывает в романе Беляева клубок противоречий, в центре которого восстание угнетенных. Приключения одного из вожаков восстания, царского раба Адиширны-Гуанча, гениального создателя золотых садов, любовь к царской дочери Сели, драматические картины гибели целого материка в морской пучине, приводят читателя к берегам Старого Света, куда прибило корабль с единственным уцелевшим атлантом.

Странный пришелец учил белокурых варваров добывать огонь, обрабатывать землю, рассказывал „чудесные истории о Золотом веке, когда люди жили… не зная забот и нужды“. Может быть, легенда об Атлантиде — не только литературное сочинение древнегреческого писателя Платона, не только фантастическое украшение Платонова проекта идеального государства? Может быть, мы — наследники еще неизвестных, неразгаданных працивилизаций, пусть и не Атлантической, а какой-то другой? Полусказочные приключения героев Беляева ведут читателя к этой мысли. Ее высказывал Валерий Брюсов, она увлекла Алексея Толстого (рассказы об Атлантиде в романе „Аэлита“). Она созвучна современным открытиям археологии и антропологии, которые отодвигают истоки современного человечества в гораздо более глубокое прошлое, чем казалось еще недавно.

Связь между „Последним человеком из Атлантиды“ Беляева и книгой Девиня, когда одно произведение выступает как бы вариацией на тему другого, — прием, в литературе давно известный и широко распространенный. Достаточно вспомнить, что к нему едва ли не в каждом своем произведении прибегал Уильям Шекспир, Каждому с детства знакомы приключения забавного деревянного мальчишки Буратино, написанные Алексеем Толстым по мотивам „Приключений Пиноккио“ Карло Коллоди. Беляев тоже пользовался таким приемом неоднократно, особенно в начале своего творческого пути, повторяя своих предшественников, но зачастую изменяя литературный источник до полной противоположности.

В рассказе „Белый дикарь“ (1926), написанном под влиянием американца Эдгара Райса Берроуза, чьи романы о воспитанном обезьянами человеке Тарзане пользовались в двадцатые годы шумным успехом, Беляев приходит к совершенно иному финалу. Сталкивая своего „белого дикаря“ с современным капиталистическим миром, его людьми и законами, он судит тем самым этот мир — мысль, которая не приходила Берроузу в голову.

Отправной точкой для романа „Остров Погибших Кораблей“ послужил американский кинобоевик, название которого история нам не сохранила. В первом варианте произведение Беляева носило даже подзаголовок „фантастический кинорассказ“. Но использовал писатель только общую канву мелодраматического фильма с погонями, стрельбой, гангстерами и сыщиками. И по этой канве вывел узор собственного познавательного и романтического сюжета.

В начале двадцатых годов в русском переводе появился рассказ французского писателя Мориса Ренара „Новый зверь“ (в оригинале он назывался „Доктор Лерн“). Речь в нем шла о пересадке человеческого мозга быку. Ситуация эта понадобилась автору только для того, чтобы „закрутить“ приключенческий сюжет. Беляев подхватил идею Ренара. В рассказе „Хойти-Тойти“ (1930) профессор Вагнер пересаживает слону мозг своего погибшего ассистента. Но Беляеву важны не только приключения слоночеловека (хотя их тоже хватает). Главное для писателя — гуманистическая идея о возможности продления человеческой жизни, пусть даже таким необычайным способом.