Сергей Щепетов - Народ Моржа

К одному из тяжелых неандертальских самострелов Семен приделал большую коническую катушку-шпулю, на которую укладывался (наматывался) линь из тюленьей кожи. Оказалось, что обычный арбалетный болт тянуть линь после выстрела не может – слишком легкий. Пришлось переделывать ложе для стрельбы этакими дротиками. После всех усовершенствований гарпунная «пушка» оказалась для Семена почти неподъемной, отдачей после выстрела его буквально валило с ног. Из этого следовало, что на воде стрелять можно только с носа или с кормы – так, чтобы траектория снаряда примерно совпадала с длинной осью судна. Более-менее прицельно гарпун летел метров на 15—20. Смешно, конечно, и немного обидно, но позже выяснилось, что метать тяжелые гарпуны метров на десять (достаточно!) неандертальцы могут и без всяких приспособлений.

Первую серию наконечников поворотного типа Семен вырезал из кости вместе с Лхойкимым и Килонгом. Смысл этих приспособлений в том, что линь привязывается не к древку гарпуна, а к прорези в самом наконечнике. При попадании в цель наконечник отделяется от древка и остается в теле добычи. Натяжение линя его поворачивает на 90 градусов поперек раны, и он застревает в мясе или под кожей.

Технику и технологию охоты с воды предки коряков и эскимосов осваивали и развивали, наверное, сотни, если не тысячи лет. В данном случае первопоселенцам приходилось укладываться в недели и месяцы. Без жертв, конечно, не обошлось.

Пожилой неандерталец должен был спрыгнуть в воду при высадке на берег. То ли он прыгал, закрыв глаза от ужаса, то ли просто ошибся, но оказалось слишком глубоко. Следующая волна свалила его с ног и утянула от берега. Спасти его не удалось, хотя Семен решился на заплыв прямо в одежде и обуви. В итоге он еле-еле выбрался сам. Другая трагедия произошла в сотне метров от берега на виду у всей стоянки. Был загарпунен тюлень, но линь, сложенный в лодке, за что-то зацепился или запутался. Раньше, чем его успели освободить, зверь прошел под днищем и довольно сильно дернул. Все это, наверное, было не смертельно, но находившиеся в каноэ четверо мужчин, под сто килограммов весом каждый, двинулись одновременно и не туда, куда нужно. В итоге судно перевернулось. Уцепиться за него и ждать помощи хватило ума только у одного, остальные покорно утонули.

Еще две жизни унес белый медведь. Впрочем, «белым» назвать его можно было лишь условно, поскольку был он грязно-серого цвета, облезлый и тощий. Как и зачем он оказался на берегу близ стоянки, не ясно – заблудился, наверное. Так или иначе, но он являлся почти знакомой, привычной добычей – мужчины окружили зверя на обнажившейся отмели и забили вполне сухопутными копьями и палицами. Разделывать его предоставили женщинам и молодежи. К вечеру умерли подросток и одна из женщин. Другая долго находилась при смерти, но в конце концов смогла оклематься. Семен слишком поздно вспомнил, что печень белого медведя перенасыщена каким-то витамином (кажется, Е) и является ядовитой.

Чуть не весь обрыв ниже жилищ оказался завешен ломтями китового и прочего мяса. Его пытались клевать или утаскивать птицы, к нему подбирались песцы. В безветренную погоду мясо атаковали мухи – его приходилось постоянно перебирать, переворачивать, вычищать опарышей. К одной из мясных ям наверху повадился ходить пестун – годовалый бурый медведь. Дело кончилось тем, что этот лакомка получил арбалетный болт между ребер и после разделки сам оказался в яме, а его шкура (довольно плохонькая, кстати) пошла Семену на подстилку.

Сплошной лед, точнее, скопление льдин, после шторма так и не восстановился. Время от времени в пределах досягаемости проплывали довольно обширные ледовые поля или просто крупные льдины. Иногда на них были залежки животных – моржей или тюленей. Выходить далеко в море при сильном ветре Семен опасался, но трижды обстоятельства оказались благоприятными. Удалось добыть двух крупных тюленей и еще одного моржа. С тюленьими шкурами Семен обошелся безжалостно: почти все порезал (по спирали от центра) на тонкие ремни, а потом изготовил два полуметровых челнока, планки и заставил женщин вязать крупноячеистую сеть. Ее поставили там, где при большой воде чаще всего наблюдались животные. Затея себя оправдала: после каждого отлива обнаруживалось, что в ее петлях какой-нибудь зверь (а то и несколько!) расстался с жизнью.

Приближение осени ознаменовалось полным исчезновением плавучих льдов и более частыми штормами. Они приносили урожай, правда, не всегда пригодный в пищу.