Николь Валентайн: Теория относительности с точки зрения путешественника во времени [litres]

Он отправился на кухню до того момента, как бабушка пришла звать его. Финн знал, что ей не нужно никаких извинений, но всё равно решил попросить прощения.

– Я приготовила горячий суп. Специально ждала, когда закончится жара, чтобы насладиться хорошим супом!

Она отодвинула для внука деревянный стул и снова отошла к плите.

Мальчик сел и стал смотреть, как бабушка разливает густую жидкость в две глубокие миски. Это был его любимый суп – картофельный, с крупными ломтями бекона.

– Возьми хлеба!

Бабушка протянула ему корзинку с домашним хлебцем. Тот даже не успел остыть. Финн оторвал горбушку и окунул её в суп. Проглотил, почувствовал, что тепло разлилось по всему телу.

– Вкусно?

– Как всегда, ба. Прости меня.

– Забудь. Давай ешь!

Как ни противно было это признавать, но отец оказался прав. Вот что нужно Финну: здесь, на кухне, он по-прежнему чувствовал себя в полной безопасности. А от одной бабушкиной улыбки мир становился гораздо светлее. У неё была особенная улыбка, лучившаяся в её глазах. Он хорошо запомнил Пасху, которая была как раз после смерти Фейт. Именно тогда бабушка настояла на том, чтобы жизнь для мальчика продолжала идти своим чередом. Она взяла внука за руку и повела по своему огромному саду, помогая отыскивать разноцветные пластиковые яйца, спрятанные так, чтобы их мог найти ребёнок. Его мать, бледная и молчаливая, тихо сидела на веранде, отец не покидал её, как будто она в любую секунду могла не выдержать и сорваться.

Бабуля помогла Финну пересчитать яйца в корзинке и смеялась, когда он твердил, что их ровно «дидинадцать». Потом он потянулся, дотронулся до её щеки и сказал что-то про «морщинистые глаза». Папа услышал и резко повернулся к нему: «Финн! Это невежливо». Но она шикнула на него и велела замолчать, а внуку сказала, что он может сколько хочет говорить о её морщинах. И это было здорово, потому что мальчик любил эти красивые складочки, которые появлялись лишь для него одного. В то время улыбки в его семье стали большой редкостью.

Впрочем, если подумать, с тех пор почти ничего не изменилось. Финн отложил ложку, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Ба, я должен знать, почему мама пропала.

Если его вопрос и застал её врасплох, она ничем этого не выдала. Глядя в её серые глаза, Финн продолжил:

– У неё появился другой мужчина? Она ушла от папы?

«И от меня тоже». Чем дольше он думал об этом, тем сильнее склонялся к тому, что развод был наиболее очевидным ответом на все вопросы. Бритва Оккама: самые простые теории всегда самые верные. Кроме того, Финн собственными ушами слышал, как в течение последних недель ссорились его родители. Наверное, сейчас мама где-то обустраивает свою новую жизнь.

– Ах, нет же! Ничего подобного! – Лицо бабушки посуровело, как бывало, когда она сердилась на кого-то в городе. – Кто тебе такое сказал?

– Ба, мне вообще никто ничего не говорит!

Она сняла фартук, положила его на соседний стул и села рядом с Финном.

– Ты спрашивал у отца?

– Да, но он твердит только одно, что она вернётся. – И мальчик передразнил папин бесстрастный профессорский тон: – «Ей просто нужно время».

– Понятно.

На какое-то мгновение ему показалось, что бабушка растерялась. Он видел, что она напряжённо о чём-то размышляет.

– Я уверена, что во многом так оно и есть, Финн.

– Ба, она тебе звонила? Она сказала что-нибудь… обо мне?

Она страдальчески сморщилась.

– Нет. Не звонила. Финн, будет несправедливо по отношению к твоему отцу, если я за его спиной начну строить предположения и обсуждать с тобой свои догадки.

Воображение мальчика заработало на полную катушку. Мамины постоянные мигрени. Поэтому-то она и оставалась в постели в самые важные моменты – на его выпускной в детском саду, во время бесчисленных школьных конкурсов и даже научных выставок. Все эти события, с виду такие разные, имели кое-что общее. Они были рубежами, переходными этапами, ритуалами, которые Финн должен был проходить вместе с Фейт.

– Ты знаешь что-то, но молчишь.

– Финн…

– Ба!

Она продолжала разглядывать пустую стену, как будто та вдруг превратилась в окно, через которое бабушка могла выглянуть наружу.

– Твой отец должен сам объяснить тебе всё. Я не могу, прости.

Финн вздохнул и бросил горбушку в миску с супом. Папа, даже находясь в сотнях милях отсюда, каким-то образом ухитрялся присутствовать на кухне, пресекая возможность узнать правду.

– Съешь ещё супа. Я хочу поведать тебе одну историю о нашей семье.