Генри Каттнер - Власть и слава

– Подожди, – быстро сказал он. – Я могу сказать тебе, где Тси.

– Где? Где она!

– Ты…

Разум на помосте мгновенно закрылся от его мыслей. Бранн не мог позволить себе услышать истину. Просто не мог.

– Ну? Отвечай же мне? – сказал он.

Встревоженные, ничего не понимающие, Орель и Ллези прислушивались к их мысленному диалогу. И внезапно Миллер понял, что нужно делать. Он расстегнул и снял с руки часы. Орель вернула их ему, предварительно обезвредив смертоносную машину молний. Как часы, они были уже бесполезны, но Миллер просто привык носить их на руке.

– Возьми их, – сказал он.

Бранн-Тси ждала.

– Они уже не опасны, – настаивал Миллер. – Разве ты не можешь понять это?

– Это какой-то трюк. Ты не знаешь ничего из того, что хочу узнать я. Так почему я должен напрасно тратить на тебя время?

– Если хочешь найти Тси, – сказал Миллер, – ты должен взять эту вещь. Если, конечно, не боишься ее отыскать.

Часы вырвались из его руки, поблескивая, перелетели на помост и оказались на руке Бранна. Миллер глубоко вздохнул.

– Поверни их. Вот так. Поднеси к лицу. Так. А теперь… открой глаза.

– Мои глаза не откроются.

– Открой их!

– Они никогда не открываются.

В тишине была слышна мелодия сфер Силы. Миллер внезапно почувствовал, как Орель шагнула к нему.

– Если ты откроешь глаза, то найдешь Тси.

И броня была пробита. Это единственное, что могло проникнуть в безумный полуразум Бранна. Бледные слепые веки дрогнули… Медленно, очень медленно поднялись длинные ресницы…

Глаза Бранна уставились на полированный корпус часов. И в этом крошечном зеркале Бранн увидел лицо… Тси!

Тси, испуганными глазами смотревшая на Бранна!

И ничем уже нельзя было защититься от лавины мыслей, взревевшей в нестойком, дрогнувшем разуме – в двух разумах, – находившихся в одном теле. В теле Тси! И впервые Тси увидела свое лицо, искаженное ужасной гримасой холодной ненависти ко всему миру, навечно отштампованную в облике Бранна.

И Миллер почувствовал жалость. Это был основной принцип психической терапии – заставить пациента прямо взглянуть на проблему. Но ни у одного еще человека-шизофреника половинки раздвоенной личности не расходились так далеко друг от друга.

Потому что у обычного человеческого мозга есть автоматическая защита против такого расхождения.

Но Тси принадлежала к иной расе – к расе с чрезвычайно развитым разумом. Она была ущербна еще до рождения, но долгое время ее безумие оставалось скрытым, а ум, тем не менее, был достаточно мощным, чтобы воспринять теперь отвратительную, невероятную истину.

Она никогда не была такой злой, как Бранн – слабой, да, но неспособной на холодную жестокость своего «альтер эго».

И в этот грозный миг длиной в вечность оба разума, оба проявления добра и зла, связались в чудовищный узел в одном теле и одном мозге. И тишина взорвалась ревом.

Рука с силой отбросила импровизированное зеркало. Лицо Тси развернулось, и ее безумные, дикие, перепуганные глаза встретились со взглядом Миллера… И Миллер прочел в них разрушение. Две личности одновременно глянули на него из этих глаз, и Миллер вспомнил, как услышал мысленный разговор Тси и Бранна в тот момент, когда очнулся в этом невероятном мире.

Но тогда они еще не знали истину. Тогда раздвоенная личность беседовала сама с собой, добро и зло, спорящие и не предполагающие, что находятся в одном мозге. Но теперь-то они знали. В какой-то момент в прошлом зло, свойственное Тси, стало проигрывать сражение с ее же добром – и высвободилось из-под управления ее рассудка. Оно назвало себя новым именем, сменило пол на мужской, чтобы еще лучше замаскировать себя, и стало таким сильным, что даже Тси уже не могла справиться с ним.

Бранн был отвратителен Тси. И Бранн знал, что Тси самостоятельная, что он не может управлять ею. И вот теперь раздвоенная личность с безумной, разрушительной мощью ударила по сознанию Миллера.

– Ты принес мне поражение! – завопил в нем двойной голос. – Ты разрушил мой замок и мою жизнь! Ты должен умереть, а вместе с тобой и вся твоя раса!

Миллер не мог уже отвести глаз от ужасного взгляда безумца. А эти глаза все росли и ширились, засасывая его в темноту, где кружилось безумие двух умов, неся на своих ужасных крылах его собственное здравомыслие…

Миллер уже не видел Орель, но услышал ее стон, полный безмерного ужаса.

– Я могу… помочь тебе, – донеслось к нему словно издалека. – Но я не могу бороться… с ними обоими… Ллези… Ллези, где ты?