Фредерик Каммер-младший - Корабль из ада

При этом дух карнавала не ограничивается величественными белыми зданиями центра Меркиса, широкими каналами и блестящими стеклянными улицами. Даже в Олече, в этом запутанном лабиринте трущоб возле грузового порта, празднуют фестиваль… возможно, даже более ярко, более чувственно празднуют.

Вот и нынче была ночь Свадьбы. Словно древняя ведьма, старающаяся скрыть свое уродство за маской румян и помады, Олеч храбро демонстрировал вымпелы, флаги, гирлянды и подобное пламени конфетти. Здесь не найти было дома без венков из живых цветов над дверями, а сами двери были украшены золотистой и черной мозаикой. А на космодроме прожектора старались нащупать садящееся грузовое судно, и синие лучи чертили замысловатые фигуры на черном сланце неба.

И в то время, как весь Олеч весело праздновал, в доме Наавича, продавца специй, радости не было. В своем маленьком кабинете с ароматами хеп-та с Сатурна, нептунианской сойл и земной гвоздики старик сидел, сгорбившись, за столом, напоминая замысловатую и очень печальную горгулью.

Последователь древнего учения, Наавич был облачен в длинный церемониальный «пылевик», с кулоном на шее, сделанным в виду двух перекрывающихся диска, символизирующий Свадьбу Лун. Его продолговатый лысый череп его круглые, выпуклые, зеленые, как лед, глаза, объявляли что он член самой высокой касты, Динато, традиционно правящего класса Марса. Жестокий в своей гордости, дотошный в вопросах чести, член Динато… это и было причиной уныния Наавича.

Несправедливость пусть отмстят, а Должники все возместят,

И пусть Смирения Закон господствует на фестивале…

И мудрыми станут дураки, печальными — весельчаки,

А слабые — как силачи на нашем карнавале!

Пусть торжествует Справедливость

При сочетании двух лун!

Древняя марсианская песня

На крышах развевались флаги. Бьющей в глаза, дешевой и безвкусной казалась вся эта мишура при свете дня. Но вот теперь, когда день умирал в гневе алого пламени, Олеч приобретал тревожную, нездоровую красоту. Тени кружились между темными зданиями в переулке Согласия, а на улице Ки горели все фонари безумством цветов. Тут и там клочки света воровато выглядывали из-под закрытых дверей домов.

Старик чопорно поднялся и выглянул из окна. Рыночная площадь была полна дикого, варварского буйства красок, а из распахнутых дверей таверны Ксоула напротив вырывалась пульсирующая мультифонная музыка. Этой ночью Космический Рынок заполняли представители всех планет. Высокие, вялые венерианские купцы, здоровенные силачи-юпитериане — кочегары и взрывники, мрачные, бесшумно ступающие «красномордики»… и бронзовокожие земные космонавты со скучающими лицами, раскачивающейся походкой пробирающиеся сквозь смеющиеся толпы.

Наавич несчастно вздохнул. Ночь праздника и веселья, когда все люди оплатили свои долги, как того требует древний закон лунныхбогов, и глядели на мир с гордостью и уверенностью. Почти все люди. Наавчи обернулся и уставился на кучу помятых, тисненых золотом марсианских банкнот, лежащих на столе.

Десять тысяч таэлов! Все, что он сумел собрать, поскольку два юпитерианских фрахта опоздали на целый месяц. Наавич покачал своей лысой, блестящей головой цвета ржавчины. Это слишком большой позор для члена Динато, чтобы остаться жить даже в этом захолустном Олече, даже при том, что его подвел импорт… но остаться должником на Свадьбе Лун! Невероятно для человека чести! Даже если долги были несправедливы и незаконны, традиция требовала, чтобы они были выплачены! Нужно было выплатить двадцать тысяч таэлов , но у него были только десять! Кроме того, были еще проблемы, совершенно не финансовые, которые он должен уладить до окончания ночи искупления. Если бы только он не был так стар и слаб!.. Точно молитва, древняя марсианская песня сорвалась с губ Наавича:

«Несправедливость пусть отмстят, а Должники все возместят,

И пусть Смирения Закон господствует на фестивале…»

В дверь резко постучали. Наавич сунул пакет с деньгами в ящик стола, подошел к двери и откинул засов. На пороге стоял высокий землянин, загорелый, ухоженный, беспощадно красивый. Его костюм из стеклянной пряжи с модными разрезами странно контрастировал со свободной одеждой Наавича.

— Приветствую вас, матоул Гэйл, — пробормотал старик. — Это честь для меня.