Фредерик Каммер-младший - Корабль из ада

Но все же в дополнение к этому блестящему веселому городу существует другой Меркис, неизвестный туристам. Вдалеке от мраморного блеска большого пассажирского порта, где плавно скользят над землей роскошные лайнеры, есть грузовые причалы с побитыми судами-бродягами, ржавыми грузовозами и тупоносыми катерами, окруженные лабиринтом покосившихся подъемных кранов, грузовых подъемников и серых резервуаров хранилищ. А вокруг грузового порта, точно пена на стенках котла, лежит Олеч, темный и грязный. Ряды серых, одинаковых зданий, исхоженные, грязные стеклянные улицы, вонючие, замусоренные каналы. Тусклые, кристалл оидные стены облеплены обрывками рекламных плакатов, повсюду крадутся тощие молаты — шестиногие бесхвостые марсианские собаки, носятся детишки и ковыляют скулящие нищие, готовые за скромную плату передать сомнительные сообщения или выдать еще более сомнительную информацию.

Здесь, в Олече, приземистые космические псы юпитериане болтают с вялыми венерианскими торговцами, а темнокожие меркуриане пьют с обитателями Нептуна, и рослые земляне высокомерно расхаживают среди толпы «краснух» — сыновей Марса с медной кожей. Сквозь вавилонское смешение сотни языков пробивается свистящий и шипящий марсианский диалект. Словно тени, мелькают низенькие «красномордики» вдлинных, свободных «пылевиках», скользят по кривым улочкам, таинственные и непостижимые.

В домах с одинаковыми фасадами на Ки-стрит, позади оживленных рядов и палаток Космического Рынка, старые марсианские жрецы проводят свои темные, кровавые обряды, игнорируя как Императорский Декрет, так и Межпланетное Соглашение. В облаках запрещенного, вызывающего истерию ладана, жрецы с кроваво-красными в свете церемониальных ламп лицами приносят в жертву искалеченные тела большой, вечно голодной черной твари, которая, после третьего удара колокола возникает над алтарем. Скептики-земляне называют это гипнотическим воздействием, но для правоверных это — Ионан, Бог Богов, Владыка Ужаса, Мастер Магии.

Здесь, также, из-за решеток так называемой «Аллеи Согласия» улыбаются разглядывающим их прохожим маленькие, как куколки, марсианские девушки, а букмекеры с ястребиными лицами предлагают «верные» подсказки насчет ежемесячных космических гонок. Ночью, когда две луны, как два крошечных мрачных глаза, глядят с небес, а тошнотворный желтый свет из магазинчиков бросает на улицы продолговатые оранжевые квадраты, можно услышать звуки мультифонной музыки, пульсирующие, стенающие, словно колеблющиеся на грани между удовольствием и болью. А сквозь музыку можно услышать взволнованное бормотание «краснух», которые, толпясь и толкаясь у больших стеклянных шаров, в которых зеленые споры грибов борются за выживание, с фаталистическим безрассудством заключают пари, прекрасно зная, что, по Законам Олеча тела проигравших будут найдены через двенадцать часов плавающими в темных водах Канала Хан.

ВЕРОЯТНО, ЗДЕСЬ НЕТ более известного места проверить свою удачу, чем заведение Тенчу Тэйна. Драпировки здесь из чистого целлошелка , столы инкрустированы золотом, а огненный тонг и туманящий разум оло всегда в вашем распоряжении, поскольку, как утверждает Тенчу, эти ликеры мешают игрокам рассуждать трезво и тем самым увеличивают прибыль заведения. Воздух здесь наполнен дымами десятка наркотиков и нетерпеливыми голосами толчущихся «краснух». Во главе длинного центрального стола восседает сам Тенчу, зоркий, напряженный и неподвижный, как истинный Бог Фортуны, гудящий свои монотонные увещевания: «Делайте ставки! Делайте свои ставки! Ой-йеее! Борьба начинается!» И в круглой, лысой его голове хранится информация о сотнях ставок, хранится так безошибочно, что любой игрок предпочитает слово Тенчу утверждениям и клятвам любого другого.

Однако, в стороне от тех, кто толпится возле светящихся стеклянных шаров, есть и такие, кто, подобно Джонни Грииру, посещают заведение Тенчу совсем по другой причине. И эта причина — Эйела.

Позади Тенчу находится зеленый занавес. И в течение вечера, через равные промежутки времени, Тенчу забирает выигрыш, чтобы унести его — поскольку деньги на столе считаются дурным тоном, — в соседнюю комнату. В те краткие моменты, когда он откидывает занавес, те, кто пришел посмотреть на Эйелу, оказываются вознаграждены. Мимолетный взгляд, не более того, проблеск маленького рта, высоких скул, гладких темных волос, уложенных на голове диадемой. Кожа ее не традиционная ржавокрасная, а мягко светится, точно лепестки розы. И вся она походит на нарисованную фарфоровую принцессу.