Кейт Лаумер - Бомба времени

ВНЕЗАПНО Я ПОНЯЛ, что сыт всем этим по горло. Все казалось просто, раз у вас есть власть сделать все так, как вам хочется… но просто не стало. Частично проблема была в том, что я, оказалось, не знал, что именно хочу, а частично в том, что не знал, как достигнуть того, что хочу, когда знаю, чего хочу. И еще одна часть проблемы вскрылась, что, когда я получил, чего думал, что хочу. Вдруг оказалось, что это совсем не то, чего я хотел. Работать богом оказалось слишком трудно, слишком хлопотно. Быть просто человеком намного проще. У возможностей человека есть свой предел, но есть так же предел и у его ответственности.

Я — всего лишь человек, как бы там ни был способен швыряться молниями. Мне потребуется несколько сотен тысяч лет для развития и, возможно, затем, я смогу стать богом…

Я стоял — или плавал, или парил — посреди айлема [5] Айлем — гипотетическое правещество химических элементов (в теории Большого Взрыва) (прим. перев.) , — все, что осталось после моих усилий, — и вспоминал Ван Уоука и Сальнолицего, с их большими планами относительно меня. Они больше не казались зловещими, а только вызывали жалость. Я вспомнил Дизза, человека-ящерицу, и каким он был напуганным напоследок. Я вспомнил о сенаторе, его трусости и его оправданиях, и внезапно все это показалось очень человеческим. А затем я подумал о себе и вспомнил, из какой потрепанной фигуры я вырос, не как бог, а как человек.

Тогда ты был весьма хорош, сказал я себе, в какой-то степени. Все в порядке, ты, паршивый победитель. Весь твой путь — вот настоящая проблема. Успех — это когда не остается уже никаких проблем. Но независимо от того, сколько побед ты одержишь, впереди тебя вечно ждет еще более важная и трудная проблема — и всегда будет ждать — так что все дело не в победе раз и навсегда, а в стремлении продолжать творить добро и при этом не забывать, что ты не просто Бог, но — Человек. Для тебя нет и никогда не будет никаких простых ответов, будут только вопросы, и не будет причин, а только факторы, и ничего не будет иметь значения, кроме собственного разума, и не будет никакого доброжелательного волшебника, улыбающегося тебе сверху, и никаких адских огней, придающих тебе ускорение снизу, а есть только ты сам и Вселенная, да еще то, что ты сделаешь на стыке этих равновеликих величин .

И, размышляя так, я отдохнул от всех своих прежних трудов.

Я ОТКРЫЛ глаза. Она сидела за столиком напротив меня.

— С вами все в порядке? — спросила она. — Вы выглядели так странно, сидя здесь в полном одиночестве, и я подумала, что, может, вам плохо.

— Я чувствую себя так, будто бы только что создал и уничтожил Вселенную, — сказал я. — Или Вселенная создала и уничтожила меня. Или, возможно, и то и другое одновременно. Не уходите. Есть еще одно, что я должен увидеть.

Я встал, подошел к двери и за ней оказался сенатор. Он посмотрел на меня и подарил мне улыбку, столь же реальную, как на рекламном плакате, и столь же искреннюю.

— Вы пришли, — сказал он голосом, в котором звучало достоинство.

— Я отказываюсь от этой работы, — сказал я. — Я просто хотел сообщить это вам.

— Но вы не можете, — встревоженно сказал он. — Я рассчитывал на вас.

— Больше не рассчитывайте, — сказал я. — Подойдите сюда, я хочу вам кое-что показать.

Я пошел к большому, в полный рост, зеркалу, и сенатор нехотя пошел за мной и встал рядом. Я пристально взглянул на отражение: квадратный подбородок, широкие плечи, пристальный взгляд чуть прищуренных глаз.

— Что ты видишь?

— Жулика, — ответил я. — Они все умоляли тебя продолжать жить той старой, жалкой жизнью. И ты согласился? Нет. Ты отвертелся… по крайней мере, попытался. Но это не сработало. И вот ты здесь, нравится тебе это или нет. Так что лучше, чтобы оно тебе понравилось.

Я повернулся к сенатору, но в помещении я был один.

Я ПОДОШЕЛ к двери и открыл ее. Советник Ван Уоук поднял глаза от длинного стола под спиральной люстрой.

— Слушай сюда, Барделл, — начал было он, но я развернул воскресный выпуск газеты, который держал в руке, и бросил его на стол перед ним, с жирной шапкой «Флорин — Человек из Стали» на передней полосе.

— Он почти что пошел на это, — сказал я. — Но передумал.

— Тогда… это означает…

— Это означает — забудьте все. Этого никогда не происходило.

— Ну, в таком случае… — сказал Ван Уоук и принялся уменьшаться.

Он стал размером я обезьяну, мышь, домашнюю мушку — и исчез. А вместе с ним исчез и Уоллф, Человек-птица и все остальные.