Роман Борин: Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…

– Я готова умереть вместе с моей девочкой! – в страшном исступлении закричала женщина и принялась яростно целовать ребёнка в лицо, в голову, в почти обнажённое тельце.

– О, премудрая дочь Харида! – голос старца вновь загудел над толпой фанатиков. – Твой народ склоняет головы перед тобой!

Бородатый страж ударил в гонг ещё раз. Два воина, стоявшие со жрецом у жертвенника, шагнули к отчаявшейся матери, выхватили младенца у неё из рук и, высоко подняв его над головами, понесли к зловещёму чёрному рогу. Женщина кинулась следом, закричала. Но два других могучих парня тут же преградили ей путь.

Старец снова затрубил:

– Уведите её Уведите бедную мать! Она должна жить! Она должна рожать ещё! Да сохраните её, священные нимфы!

Закутанные в чёрное старухи кинулись к женщине, в мгновение ока её скрутили и сквозь образовавшийся в толпе проход потащили с холма в город.

Гонг ударил ещё раз, в руках старца сверкнул меч…

– Я не могу, не желаю видеть это! – Лукреций отвернулся, по щекам его катились слёзы.

Диомидий напрягся, ещё более побагровел, ладони его сами собой сжались в кулаки.

Хищной жестокостью зажглись глубокие очи старца. Но ещё большим фанатизмом и безумием светились в этот миг глаза старух, когда-то также потерявших своих младенцев у алтаря Каледоса.

То был бесчеловечный, совершенно неприемлемый для жителей Цивилизации обряд, явный атавизм, презираемый искусными воинами и ненавидимый молодыми матерями. Никто не помнил, почему он сохранился именно в Хариде в то время, когда даже варвары Запределья давно отказались раз и навсегда от жертвоприношений в виде живого человека.

– О, великий Каледос! – старый жрец упал на колени перед чёрным рогом.

– О, великий Каледос! – старухи-фанатки рассыпались перед алтарём полукругом, пали на колени и затянули визгливыми голосами молитву единому богу, повторяя слова священника.

Не выдержав, Лукреций развернулся и начал пробиваться сквозь толпу. Но кто-то ухватил его за тунику, а чья-то очень сильная рука, приклеившись к затылку парня, под недовольное шипение фанатов заставила его пригнуться, а затем и вовсе опуститься на колени.

– Прими эту великую жертву от несчастных детей своих! – голос жреца сорвался в надрыв.

– Прими эту великую жертву! – далеко разносились звенящие безумием голоса.

Их было слышно даже артакам, заканчивавшим бойню в бухте. Поморники лежали в лужах крови на мокром песке у порогов своих незатейливых хижин. Пришедшие им на помощь окияны, навалив мёртвыми и ранеными массу врагов, отступили к местам племенных кочевий.

Их также погибло немало. Но укрыться всей ордой в Хариде сородичи Диома не захотели. В степи, они считали, многократно безопасней, чем за городскими стенами. К тому же, зная об обряде жертвоприношения, свободные и гордые наездники боялись не удержаться от желания отнять у стражников невинное дитя и унести его подальше от алтаря и всех его фанатиков. Допустить этого вожди окиянов позволить себе, конечно же, не могли. Тем более в момент вторжения врага, могучего настолько, что выдержать его удар разрозненными силами, по мнению окиянов, на Побережье и за его пределами не смог бы никто. И они ускакали на северо-запад, диций за двести, к расположившимся почти у самых гор кочевьям своего народа. До них не долетали истеричные вопли обезумевших горожан.

Зато эти вопли слышали другие люди, свободные от предрассудков, гордые, как и окияны, но жившие жизнью, совсем не похожей на жизнь кочевников. Как и на жизнь людей Цивилизации, впрочем, тоже.

На высоком гребне горного хребта, почти вплотную подступавшего к Хариду с севера, доносившиеся из Харида вместе с ветром крики с суровым видом слушали десятка три бородатых парней, вооружённых короткими толстыми копьями и большими луками. Одеты горцы были в широкие матерчатые юбки до колен и куртки из грубо обработанных шкур животных.

Звон гонга, дотянув до кряжа, растворился в воздухе. Приглушённые расстоянием, визги фанатиков превратились в звериный вой. Один из парней – по переброшенной через плечо красивой шкуре снежного барса даже чужак определил бы в нём главного – презрительно сплюнул под ноги:

– Безмозглые твари! Растерзали ребёнка и думают, что это действительно поможет им в борьбе с артаками.

– Ракш, – обратился к нему стоявший рядом, – поморники не успели – их семьи отступили слишком поздно. Артаки уже в бухте…

Помолчав с полминуты, он добавил: