Андрей Марковский: Принцип неопределённости. роман

Врачиха намазала ему живот гелем и принялась возить по нему указку-датчик ультразвукового аппарата. Свой озабоченный взгляд она перенесла из заоблачных далей на экран аппарата. Выражение лица её изменилось, она уже видела не цветные облака за окном, а серые тучи на мониторе. Кира не видел монитора, а если бы и видел, не понял бы всё равно ничего – это заграничные доктора рассказывают больным их болезни, наши создают из чужих болячек собственные тайны. Зато он видел лицо врачихи. И так хмурое, оно прямо на глазах темнело. Он отнёс мрачную физиономию на свой счет.

– Что вы принимаете? Кто у вас лечащий?

– Не знаю. Хотя, наверное, Мурзаев. Но пока ничего системного, я только исследования прохожу, – ответил Кирилл. А про себя подумал: дела мои, по-видимому, впрямь плохи.

– Когда вам диагноз поставили?

– Диагноз мне пока не ставили. А то, что есть… там в карточке написано. – Он начал думать, что лечиться уже поздно. Да-а. Плохи твои дела, браток.

Врачиха нахмурилась ещё больше. Кира с нарастающим ужасом смотрел на её лицо. Хотя совсем недавно, ещё утром, подумал, что уж скорее бы нашли причину его болячек, а то лечишься неизвестно от чего. Так и помрёшь в неизвестности. Но то было утром, в таких мыслях была немалая доля шутки. А сейчас? Ему скажут приговор, и его жизнь станет другой. Где-то справа в груди остро заныло, потом кольнуло в печени и стал нарастать в голове знакомый уже шум механизма или насоса: «вж-ж, вж-ж-ж», и вена на виске запульсировала в такт этому насосу.

– Но я у вас ничего не вижу! – заявила вдруг кудрявая врачиха.

– Да??

– Да. Всё вполне в норме. Печень немного увеличена. Но это у всех вас, мужиков – пьёте много. Изжоги не бывает?

– Н-н-н-нет.

Врачиха в этот момент ломала голову над тем, где срочно занять пятнадцать тысяч для погашения просроченного уже больше двух недель кредита на автомобиль. «Дура, дура, так мне и надо! … Кому нужны были эти понты с Тойотой? … Мишке! … Вот и брал бы на себя! … А сейчас ему, видите ли, машина не нравится! А мне она нужна была, что ли? В сад на нашей „Ниве“ в сто раз удобнее было ездить, ни за какие кочки не цеплялась, а если и задевала где – всё не так жалко. А на этой „Корове“ ни в лес не съездить, ни картошку в гараж перевезти… Отберут, как пить дать отберут. Плакали наши сто тысяч… Ну и пусть отберут! Будет знать, козёл, как всех подряд медсестёр без разбору лапать».

– Что вы лежите, больной? – рисуя какие-то каракули в карточку, спросила врачиха. – Вставайте, вытирайтесь, одевайтесь. Будьте здоровы.

– Спасибо, и вам не хворать, – вместо прощания сказал он.

Кира кое-как вытер полотенцем гель, нацепил на себя рубашку, вышел в коридор и присел на ветхий, видевший тысячи задов топчан, рядом с высоким худым стариком лет семидесяти.

Кирилл присел около кабинета не потому, что устал – он решал, что делать дальше: пойти к Андрею, поговорить, рассказать результат исследования, или попросить назначить ещё что-нибудь. Альтернатива была одна: собраться с силами и ехать домой.

– Ты, я гляжу, одинокий, – неожиданно спросил у него старик-сосед по топчану.

– Почему вы так решили? Никогда не любил носить кольцо.

– Мужчины вообще с кольцами редко ходят. Мне и так видно. Никакое кольцо не поможет скрыть, что человек одинок – он будущего не видит, у него в глазах всё написано.

– Вдовец, да. Угадали. Жена давно умерла.

– А у тебя, парень, что болит? – немного настырно, но мягко и ненавязчиво поинтересовался старик. – Серьёзное что-то нашли?

– Да чёрт его знает. … Ватность какая-то, пустота. Главное – совсем сил нет, и никто из врачей ничего понять не может. Давление нормальное, сердечко будто бы стучит, почки-печень и прочий ливер. А у вас какой интерес? Время скоротать в очереди – так я не из этого круга, мне ещё шевелиться надо, ехать пора, дел разных полно.

– Нет, ты не обижайся, молодой человек. Я ничего конкретно не жду, я тут человека одного дожидаюсь. Может статься – тебя. Показалось мне, что не торопишься, вот я и надумал поговорить. Посиди, отдохни, побалуй старика разговором, пять минут ничего не решают, в пробках дольше простоишь.

Когда он начал говорить, Кира действительно задвигался, хотел уйти, но после такой простой по форме просьбы остался сидеть рядом. Мимо проходили люди, у каждого была какая-то своя болезнь, маленькая неприятность или большая беда – неизвестно, но у всех одинаково озабоченные лица и хмурый взгляд. Старик-собеседник, в отличие от них, излучал доброжелательность и улыбался. Говор его казался не местным, вид – интеллигентным, а спешить Кириллу сейчас действительно совершенно некуда. Незнакомец распознал его согласие задержаться и неспешно продолжил: