Андрей Марковский: Принцип неопределённости. роман

– Знаешь, не было единства в самом конце. Разброд начинался давно, и каждый был уже сам по себе. – признался Кирилл. Он машинально налил себе сока в стакан и отхлебнул. Задумался, вспоминая. Очнувшись, налил в Шуркин стакан тоже. – Да, и никакой особой дружбы тогда уже не было, если не считать нас с Витькой. У Серого – семья, дочь подрастает, а постоянной работы нет, заработков соответственно тоже. Алекс-маленький, наоборот, нашу группу давно перерос, он очень хороший музыкант, единственный профессионал был среди всех нас, потому музыкой до сих пор на жизнь зарабатывает. Даже Витёк изменился, странным каким-то стал в последнее время, незадолго до исчезновения. У меня как раз тем летом страсть к Танечке вспыхнула, и мне будущие родственнички ультиматумы начали выдвигать, тёща в основном. Так что планы у всех были разные. Помирать надумал «Папаша Дорсет», просто решиться никак не мог.

– Во как! Странно. Нам всем со стороны казалось, что вы не-разлей-вода, – удивился Шурка. – Вообще-то я думал, что вы из-за Витьки развалились. И не один я – все так думали. Вся история с ним от начала до конца загадочная. Вот я, если честно, так и не понял, что у вас тогда за студенческий финт вышел с этой базой отдыха, на пороги вы с чего вдруг попёрлись?

– Это Витёк предложил, и мы согласились. А на природу поехали, потому что типа романтика! Старый русский способ – пьянка, братание и любовь до гроба, если получится морду друг другу не набить. Но на самом деле каждый знал, для чего и зачем мы туда едем – договориться о распаде. Не хотели себе сознаваться, однако это так и было. Потому что зрело давно. Нам надо было спокойно поговорить, а серьёзно никому в Питере разговаривать не хотелось. И где в городе поговоришь?

– Ну вот ты скажи мне сейчас, только честно, – рассмеялся Шурка. – О чём можно серьёзно поговорить за водкой с шашлыками на природе?

– Понятно… это понятно. Но поговорили. Собственно, именно за водкой очень быстро договорились. Подробностей я не помню, но что-то про аппаратуру – кому продать. Ещё сыграть нужно было, заранее договаривались. Нам, если помнишь, тогда Олег помогал, как его? Кулешов или Карташов, наш типа менеджер.

– Да-да, помню. Карташов, – подтвердил Шура.

– Вот он договорился на гастроли по Сибири и Уралу, там ещё несколько других команд было, неплохих. Этакий сборный чёс. Деньги даже по тем временам предполагались не очень большие, но деваться некуда – заранее соглашались. Хотя никому, понятное дело, уже ничего не хотелось. Алекс о своём о чём-то задумался. Серый совсем отказывался, он в то время работу искал по специальности, инженером, и вроде нашёл. А мне Танечку не хотелось оставлять на два месяца, сам понимаешь. Витька в тот вечер тихий был и спокойный, всё уговаривал нас посидеть ещё немного около костра.

– Не очень у вас в итоге получилось. Это я в смысле самого Витьки – чертовщина какая-то, так ведь и не нашли его.

– Ага. Ботинки только остались и трубка в камнях на берегу …, – задумчиво и отстранённо подтвердил Кира.

– А тогда вы просто напились, что ли? И друг друга потеряли? Как Витёк умудрился пропасть, я никак не понимаю? Двадцать лет уже не понимаю. Ленинградская область, Вуокса, пороги – это ведь не тайга! Там всегда летом полно народу, туристы всякие шляются, байдарочники плавают. Ладно, ты не знаешь. Вот если бы он не пропал, что дальше?

– Девятнадцать, Шура. Девятнадцать лет назад это было. А насчёт того, что могло измениться – чёрт его знает? И могло ли вообще? Если ты об этом. … С Алексом понятно, Серый так и так инженером стал. Вот мы с Витькой – не знаю. Витёк утащил меня на берег, к порогам, мы там с ним разговаривали с глазу на глаз.

– О чём? Или вспоминать не хочешь?

– Слушай, не хочу я бередить. Не хочу про это… Так долго тогда об этом все вокруг говорили, что я постарался вычеркнуть из памяти.

– Ну чего сейчас-то! Мне ты никогда не рассказывал. Мне можно. Помнишь, как в кино про Штирлица: «В наше время никому верить нельзя. Мне – можно». Тем более – столько лет прошло! Никому не навредишь.

– Ладно…, – возникла пауза, Кира задумался о том, прежнем. Уж кому-кому, а Шурке и правда можно рассказывать всё, что угодно. – …Он мне советовать стал. Всякое разное. Только спустя какое-то время я начал понимать, что разговор у нас был как будто прощальный. В тот момент я не понял, а позже – как стукнуло меня: он со мной говорил, будто в последний раз, несколько раз повторял и настаивал. Будто знал, что не увидимся больше. Но тогда выпили мы, реакция у меня была совсем другая. Неприятно сейчас вспоминать. Мы с Витькой столько лет друзья – а тогда поцапались.