Виктор Сиголаев - Фатальное колесо. Дважды в одну реку

Надо будет как-нибудь вечерком продискутировать с Ириной этот вопросик. Сан-Саныч предпочитает не углубляться в такие сложные и витиеватые сферы. Ну а для Пятого – в этой области уже все железобетонно ясно.

А вот мы с Ириной любим поумничать на подобные темы.

Я миновал припаркованный неподалеку от точки наш «Юпитер-спорт» и забежал в подъезд домика, где Ирина несла свою вахту в отведенной для этой цели квартире на втором этаже.

Интересно, а что она скажет на чисто гипотетическую связь загадочного авторитета Карбованца и доморощенных контрабандистов с тюлькина флота. Почему бы и нет? Кузя дал понять, что этот новый бандюган – большой оригинал.

Очень интересно.

Интересно…

Интересно, где ее вообще носит? Вот что действительно интересно!

В квартире никого не было.

И дверь, между прочим, была не просто не заперта изнутри, как это полагалось по инструкции, а даже слегка приоткрыта. Как в дешевых бандитских сериалах. По идее, я должен сейчас достать ствол, прижаться полубоком к стене и тревожно водить носом из стороны в сторону. А как же иначе? Так все в кино делают!

Глупость. Можно подумать, сидят преступники на месте преступления и терпеливо ждут, когда бравые опера их повяжут. Даже дверь специально для этого приоткрытой оставили.

И все же – душной волной нахлынула тревога.

Я еще раз обошел обшарпанную «двушку», теперь – внимательно всматриваясь в детали. Зашел на кухню, заглянул в санузел, проверил кладовки – никого. Следов борьбы, кстати, тоже нет.

Где же Ирина?

Так, так, так. Налицо – явная «нештаточка». Если не сказать – очередное ЧП. Срочно звонить!

Я вернулся в гостиную и поискал глазами телефонный аппарат. Ага, вот он краснеет на круглом столике с кокетливо изогнутыми ножками. А под аппаратом ярким контрастом белеет прямоугольный листок бумаги. Я приблизился. На бумажке – надпись, сделанная синим фломастером: «Я устала, я ухожу. К5».

Не понял.

Я достал носовой платок и аккуратно через ткань перевернул листок. Не стоит лепить собственные отпечатки. На всякий случай.

Листок оказался фотографией.

А на фотографии – немного в кривом ракурсе Ирина собственной персоной! Запечатленная в тот момент, когда на пристани уговаривала французскую парочку посетить достопримечательности города. А потом – не знала, как отказаться от фотосессии с иностранными гостями. А я пришел на помощь. Да так, что ошарашенный французик… случайно (?) нажал на спуск затвора своего импортного фотоаппарата. И все-таки добился своего.

И результат – вот он, передо мной.

Глянцевая черно-белая Ирина.

А живой – и след простыл!

«Я устала, я ухожу».

Что за бред? При чем здесь вообще нетленная фраза Бориса Николаевича? В женской интерпретации. Совпадение? А что еще может быть, если не совпадение? Какие еще могут быть варианты?

«К5»? Это еще что такое? Что за шифр? «Команда пять»? «Кнопка»? «Канал»? «Корпус»? Может быть, «квартира»? Квартира номер пять? Кстати, у этой квартиры – шестой номер. Соседняя жилплощадь?

Я выскочил на лестничную клетку. Ну да, вот она – пятая квартира, рядом. Тяну дверь на себя. Открыто. Где-то в глубине сознания надрывается тревожный звоночек – мол, не лезь, «не зная броду, не суйся в воду».

И последняя мысль: «А начальству-то так и не позвонил».

Поздно.

– Да ты заходи, заходи. Не робей.

А меня тут, получается, ждали!

У окна, облокотившись задом о подоконник, стоял… вы не поверите – водитель добрейшего дяди Сени, представитель гордого грузинского народа с непонятной кличкой Баксик. Держал руки в карманах темной короткой курточки, дружелюбно улыбался, и… НИЧЕГО НЕ БЫЛО В НЕМ ОТ ГРУЗИНА!

До меня дошло это как внезапное озарение, как гром среди ясного неба, как ушат ледяной воды за шиворот. В этом человеке неуловимо поменялись взгляд, осанка, выражение лица, не говоря уже о совершенном отсутствии даже намека на какой-либо акцент. Это был высший пилотаж маскировки – по всем правилам глубокоуважаемого гримера Хейфеца.

Передо мной собственной персоной предстал не кто иной, как персонаж, которого все это время я долго и мучительно искал и которого для себя давно уже окрестил Белобрысым.

Ну да – блондинчик собственной персоной, только в черном парике и с выкрашенной в черный цвет недельной щетиной на пол-лица. Будь я не так самонадеян, все это можно было при должной внимательности заметить и прежде. Хотя опять я начинаю игнорировать аксиомы Хаима Натановича: парик и краска на лице – это только полдела, неужели я стал об этом забывать? Передо мной стоял мастер маскировки, владеющий, как это ни странно, всем арсеналом полевого камуфляжа.