Юрий Кривенцев - Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ

Вечером он напился с другом Женькой, а через неделю начал искать работу. Вот тут-то его ждал второй удар. Сколько ни бился, он не мог найти достойного занятия. Нет, у него была и специальность, и квалификация, но вот не шло и все тут. Откровенно говоря, это удивило, а затем и обескуражило Егора больше чем увольнение. Запомнилась фраза одного из кастинговавших его кадровиков: «Понимаете, уважаемый, это общероссийская проблема. Дело в том, что малоквалифицированных сотрудников у нас недостаток, а специалистов, к глубокому сожалению, больше чем надо. Все „тепленькие“ местечки уже давно заняты». Дошло до того, что ему пришлось перебиваться левыми шабашками на улице. Это было унизительно. Нет, он не впал в отчаяние, не опустился, он просто не мог позволить себе поверить, что рано или поздно не наступят изменения к лучшему.

Но это было еще не все. Неожиданно и очень быстро умер отец – последний кровный родственник в этом неприветливом мире. Непонятное и страшное слово – панкреонекроз. Похороны и связанная с ними суета прошли мимо него, как в тумане. Потом, как он ни силился, не мог вспомнить подробностей. Зато часто вспоминал детские годы с родителем. Особенно, почему-то, помнился эпизод на рыбалке. Ему 9 лет: лето, раннее утро, солнце только встает из-за горизонта. Тот миг света и вселенской тишины, когда птицы еще не начали голосить. Тихая, зеркальная гладь пруда. Его новенькое бамбуковое удилище, выгнутое дугой, огромный, трепещущий карп, сверкающий серебром у него в руках (помнится, чуть не выронил тогда) и взгляд отца… Многое было в этом взгляде: любовь, торжество, радость, гордость за сына. Вот эти глаза не уходят из памяти, вцементировались в извилины.

И, наконец, последний удар. Алка, егоза Алка – теплая и такая родная женщина, с которой он провел целых четыре года счастливой, почти семейной жизни, неожиданно собрала чемоданы и ушла. Ни слова объяснений (хоть бы истерику устроила, что ли?). Когда он вернулся, его ждала пустая, идеально прибранная, квартира, ужин в холодильнике и записка на столе: «Извини Гош, но я так больше не могу. Не ищи меня. Прощай». И все!!! Вот после этого он пил уже три дня, причем в одиночку. Пытался звонить – напрасно. Номер абонента просто не существовал в этом мире. И ведь нельзя сказать, что для него это было неожиданностью. В последние месяцы он видел в ее глазах что-то такое. Обиду? Разочарование? Умирающую надежду? А может, просто усталость? Но прошел мимо, не заметил так сказать, не придал значения… Впоследствии, он много думал об этом. И, чем больше мусолил эту тему, тем чаще приходил к выводу, что он, Егор Пашутин – последний лопух. Он не винил ее. Ведь за все это время, он не смог дать ей ровным счетом ничего. В их паре отдавала только она, он брал. И не ценил. Банально? Да. Но так и было. В свои 28 лет, она ни разу не намекала на свадьбу. Ждала, когда ее рыцарь сделает это первым, как настоящий мужчина? А он молчал, его это устраивало. Идиот! Вот о ребенке она заикалась, и не единожды. Напрасно, как оказалось. «Ну как я мог быть таким бараном?!».

Дождь за окном не прекращался. Тучная женщина в грязно-бежевом пальто, наполовину скрытая черным зонтом, по-утиному, вразвалку, подошла к двери подъезда, неторопливо потопала ногами о ребристый коврик, задумалась, покопалась в продуктовом пакете, вынула оттуда сосиску и бросила ее щенку. Животное жадно набросилось на лакомство, не забывая при этом благодарно вилять хвостом.

Егор улыбнулся. – «Не кисни Жорка, жизнь продолжается».

Неожиданная трель мобильника заставила его вздрогнуть. Звонил старый друг Женька.

– Алло Женёк, привет.

– Здорово Жорж. Ты куда пропал?! Ваще ни слуху – ни духу. Совесть имей! Старых друзей забываешь. Колись, что случилось?

– Да так, тут в двух словах не расскажешь. А ты…

– Короче, прямо сейчас вали ко мне. Моя укатила до завтра. Стол с меня, бухло с тебя.

– Ты понимаешь…

– Не базарь, слышать ничего не хочу. Если не приедешь – перестану разговаривать! Жду.

Из трубки послышались короткие гудки. Вот такой он Евгений. Энергичный, напористый холерик. Всегда говорит то, что думает. Не раз по этой причине получал от жизни по ушам. Но не изменился. Зато более верного друга у Егора не было.

«Ну, что ж, может это и к лучшему. Все отраднее, чем дома кваситься в собственном соку».

Для мужчины собраться и выйти на улицу – дело двух минут. Егор поежился. Неприветливый, туманный, мрачный мир полиса ограничен недалекой зоной видимости. В окружающем только два цвета: насыщенный кобальт низкого, мглистого неба и серая урбанистическая масса безликих кварталов.