Кир Булычев - Доказательство

— Везучая? — он повторил это серьезно, также, как вчера, впился на мгновение ей в глаза и отбросил взгляд в сторону.

Через минуту возле них затормозил пустой автобус.

Некоторое время они молчали. Сосновый лес кончился, по обе стороны потянулись белые пустые поля.

— Если не ошибаюсь, я вас видел на этом, простите за выражение, симпозиуме.

— Да.

— Надоело?

— Нет, мне пора возвращаться в Москву. На работу.

— А мне надоело.

Он будто ждал возражений, напрашивался на спор.

— Мне надоела болтовня, все эти разговоры обо всем и ни о чем, пустая трата времени.

— А почему вы сюда приезжали?

— Я?

Почему-то вопрос его озадачил. Словно такого подвоха он от собеседницы не ждал. Молчал до самой станции. А на перроне, пока ждали электричку, отошел от Леры и долго, тщательно изучал расписание.

Вагон был почти пуст, пушистый покой плавно тек за окнами. Суслин поставил портфель на колени и удивил Леру, сказав:

— Вы, Данилевская, спросили меня, почему я тут оказался? А вот вы не знаете, что я редко пропускаю симпозиумы, банкеты, защиты, юбилеи и прочие торжества, на которых в центре внимания блистают мои удачливые сверстники?

Как же он мог узнать мою фамилию? Он должен был спросить ее еще вчера…

— Вашу фамилию я подслушал случайно. Вы думаете, я завистлив? Нет, завидую не их земной славе. Я хочу встретить среди них человека, которому бы она досталась заслуженно, и примеряю ее по себе. Каждый раз примеряю. Порой ловлю на себе удивленный взгляд — что нужно этому несостоявшемуся таланту, этому неудачнику среди нас, правильных и обеспеченных наградами и признанием людей?

Лера молчала, глубоко убежденная в том, что он будет говорить дальше.

— Я вам не надоел? — спросил Суслин, рассчитывая на отрицательный ответ.

— А сами вы занимаетесь биоволнами мозга? — Лера попыталась перевести разговор в иную плоскость.

— Вам уже сообщили? И с соответствующими эпитетами?

— Я сама спросила.

— Спросили? Обо мне?

Суслин задумался. Будто искал оправдания ее странному поступку.

— Вы из газеты? — догадался он наконец.

— Нет, я же говорила, что работаю в институте экспертизы.

— Да, да, слышал, у Петровичева. Он меня звал, но я отказался. Свободное время мне нужнее. На этом этапе. В сущности, эксперимент завершен, но теоретическое обоснование требует времени. Я чрезвычайно интуитивен. Решения приходят ко мне как озарения. А потом доказывай что ты не фокусник. На моих идеях написано десятка два диссертаций и монографий, а я преподаю химию в пищевом техникуме. Не веду себя, как положено, и не намерен быть, как все.

На скамейке напротив уселась бабушка с сеткой, в которой поблескивала большая банка с маринованными огурцами. Бабушка обняла банку и смотрела на Суслика с осуждением, словно он был пьяным, склонным к буйству.

— Представьте себе, — продолжал Суслин, доверительно положив узкую ладонь на руку Лере, — что я, большой ученый, завтра умру. Что останется от меня на этом свете?

— Ваша работа, — осторожно сказала Лера.

— Вы уверены, что она моя? Нет, она не моя. Она того, кто первым успел наложить на нее лапу. Кто первый убежал с тризны, унося в кармане ключ от сундука с драгоценностями. И все. Даже в «Вечерней Москве» не будет рамочки с мелким шрифтом «Пищевой техникум номер такой-то с прискорбием извещает…» Я же не доктор наук.

Электричка медленно ползла среди окраинных корпусов Москвы. На огороженной деревянными щитами площадке ребята играли в хоккей. Лера почему-то подумала, что если она завтра умрет, кто-то другой будет ехать в этой электричке, в этом вагоне, на этой скамейке и такие же ребята будут играть в хоккей…

— Я не совсем поняла вас…

— Сергей Семенович.

— …Сергей Семенович. Вас влечет к земной славе, но вы отвергаете ее. Может, опасаетесь, что в ней вам откажут?

— Сегодня — да. Завтра, когда я буду готов к разговору с ними, они не посмеют отказать.

«Они» стояли за каждой фразой Суслина, одинаково одетые, в одинаковых галстуках, поднимавшие тосты на одинаковых банкетах. Он вел с ними войну, о которой противная сторона вернее всего не подозревала.

— Я не жду подарков, но и сам их никому делать не намерен. Они не имеют права воспользоваться тем, что мучило меня, рождалось в родовых схватках, но за что я не получил ни признания, ни благодарности.

— Какое отношение это имеет к науке?

— Не к науке. К личности. Вы знаете, в чем заключалась последняя просьба Левитана?