Андрей Васильев - Файролл. Два огня

Илюшка насупился, достал из кармана пятирублевую монету и начал ее сгибать и разгибать пальцами, как видно, разгоняя подступившую тоску суровыми мужскими занятиями. Экшн, чо…

Меня представили обществу, причем, против моих ожиданий, никто мне бубну выбивать не собирался, напротив – налили стакан вина и усадили за стол.

– Чем занимаешься? – спросил у меня немного повеселевший Илюшка после того, как я опрокинул в рот означенный стакан. – Бизнес или как?

– Или как, – не чинясь, я заел крепленое вино квашеной капустой, преотменнейшего засола, надо заметить. – Журналист я. Сочинитель, так сказать. Практикуюсь, светскую жизнь освещаю.

Пусть лучше думают так. Стоит ли всем знать «кто» да «что»?

– Бабские романы пишешь, что ли? – презрительно сморщился Шишкун. – Тьфу ты! Это разве дело?

Я не стал вступать с ним в дискуссию. Это было бессмысленно и небезопасно. Уж не знаю, каков этот крендель был в годы своей доармейской юности, прошедшей под светлыми флагами юношеской дружбы с неизвестным мне баловником Тагиром-заде, но сейчас он производил впечатление человека, который за неосторожное, а может, даже и просто непонятное слово, запросто мог сделать краниотомию без хирургических инструментов, анестезии и санитарок в накрахмаленных халатах.

– А бабуля твоя дома? – донесся до меня вопрос Эли, адресованный Светке. – Мне бы с ней поговорить.

– Понятно, – скривила та рот. – Это вы опоздали.

– Никак померла? – ахнула Вика. – А мамка говорила…

– Да помрет она, как же, – непочтительно хмыкнула Светка. – Она нас всех переживет, а то и детей наших. Не в этом дело. Здоровье-то у нее ого-го какое, а вот на голову она ослабла. Несет всякую чушь, хорошо хоть под себя не делается.

– Вот тебе и раз! – расстроенно сказала Эля. – А мы хотели, чтобы она нам погадала…

– Э-э-э-э, – махнула рукой Светка – Она уж года два как это дело забросила, до того ещё, как головой поплыла. А жаль, какая-никакая денежка нам за это дело капала.

– И много ли тебе пользы с той денежки было? – хриплый старческий голос, больше похожий на карканье, заставил меня, да и всех остальных, чуть ли не подпрыгнуть на месте.

Когда и откуда появилась грузная седая старуха в засаленном халате, никто не заметил. Но, тем не менее, она стояла в центре комнаты и обводила глазами притихших людей.

Не знаю, не знаю, насколько верны были слова Светки о том, что у этой бабули с головой не все в порядке, из-под клочковатых седых бровей нас буровил более чем вменяемый взгляд. Скажу больше – он был не просто вменяемый, он был какой-то даже оценивающий, выбирающий.

– Ба, ну чего ты вылезла? – недовольно сказала Светка и подошла к старухе, которая переводила свои буркалы с одного лица на другое. – Иди, иди к себе.

– Цыц, – ответила та, топчась на месте. – Помолчи уже.

– Ну и зря ты на старушку наговаривала, – сказал Светке Шишкун, ухмыляясь. – Как по мне – в себе она. Выглядит страшновато, но на чокнутую никак не тянет.

Да, выглядела бабуля жутко, было в ней нечто отталкивающее, пугающее – то ли неопрятность неухоженной старости, то ли еще что-то, что не объяснить словами. По крайней мере, Вика явно напряглась и переместилась за мою спину, я почувствовал ее руку на своем плече.

Старуха уловила движение, повернула голову в нашу сторону и уставилась на Вику.

– А я чуяла, – проклекотала она внезапно, вытянула морщинистую руку и ткнула пальцем в мою спутницу. – Я знала, что знак будет. Сегодня будет.

– Ну и что ты на это скажешь? – язвительно спросила Светка у Илюшки. – Знак она увидела теперь какой-то. Ба, иди к себе, а?

Бабка тем временем, не обращая внимания на просьбы внучки, довольно шустро приблизилась к нам, не отрывая взгляда от Вики, точнее, от ее груди. Мне стало любопытно, что она там такое углядела, я обернулся и увидел на ней кулон, тот самый, что в качестве новогоднего подарка ей передал Старик. Странно, что я сразу на него внимания не обратил.

– Ты кто есть-то такая? – вполне миролюбиво спросила Павлючиха у Вики.

– Травникова я, – пробормотала Вика, явно уже сожалеющая о визите сюда.

– Травникова? – старуха заклекотала, судя по всему, это она так смеялась. – Никак Таисьина внучка?

– Да, – кивнула девушка.

– От же, – от Павлючихи пахло так, что даже мне стало не по себе, что уж говорить о побелевших сестрах. Смешанный запах мочи и немытого старческого тела был просто невыносим. – Вот она бы посмеялась, узнав кому ее внучка служить подрядилась. А ты, стало быть, за мной пришла?