Татьяна Сапарская - Москва, любовь моя

«He is lonely.»

«I don’t understand you.»

«That man who got into the fight, he’s so lonely and desperate.»

«Why?»

«Oh, it’s obvious. Is your society as perfect as you believe, with such weirdos who lose control because of a couple of coins?»

Мне нечего сказать в ответ, и я нападаю.

«Had they known their roots, languages, whatever, would they have been happier?»

«That’s a good question, dearest. Probably they wouldn’t. I can only speak for myself. Do you like Russian?»

Вопрос ставит меня в тупик. Мы идём по мосту.

«I – I don’t know.»

«Do you know what love means?»

«Stop talking to me like that!»

«If you love a language, you feel like it can translate you into sounds and letters. You enjoy the taste. It does not imply it must be your native one. Just any of them, even the one you don’t speak now.»

«Did it happen to you?»

«Ja. Before I learned German, I had heard it, I can say, degusted, and I fell in love with it precisely at that moment.»

«Where did you hear it?»

«It was my mother’s birthday. Some guests were fond of poetry, and —»

Останавливается.

«What is this poem about?»

«The greatness of the world. The never-ending search against gods.»

Посчитает ли А. моё молчание оскорбительным?

«There is one more I would like to recite.»

«Right now?»

Тёмная фигура, случайно замеченная мной в одном из переулков, не мираж и не плод союза паранойи и воображения. Что-то отличало её от остальных немногочисленных прохожих, хотя она двигалась в том же темпе, и та же одежда была на ней, как на нас, и она так же дула на руки в попытках согреться. Кажется, сегодня вечером спокойствия не дождаться. Как некстати звучали стихи А. – достаточно громко, чтобы их можно было услышать в заледенелом безмолвии и прийти к недвусмысленному выводу. Мой шёпот бессилен.

«Stop it.»

«Please, stop right now.»

«We are being watched, keep silent!»

Мне нечего делать. Я целую А. Фигура сливается с мраком.

В моих снах нет места антиутопиям. Здесь нет ни высоких гор, ни морских впадин, и здесь не поют птицы. Моё счастье заключено где-то между книжных страниц, между библиотечной печатью и пальцами читателя, среди пыли, среди потрёпанных умами обложек и костров из выпавших страниц.

Останешься ли ты со мной здесь, в Москве?

Кто не видел всего, тот не может утверждать, и всё же мир наполнен словами, предрассудками, толкованиями, слухами, откровениями, несвоевременными мыслями и жалобами. Кто не умирал в госпитале, кто не скрывал собственное тело в кольчуге военной медсестры, кто не падал от усталости после операции, тот не может оценить последствий россыпи войн. Так можно выучиться ненавидеть, отрастить когти и пуститься творить справедливость, умывая мир щёлочью, прокалывая солнце и небесные тела, выпуская из них пар, чтобы всем было темно и холодно. Самолёты собьются с курса, и птицы не долетят в тёплые края – кого из них тебе будет жаль, darling?

Выиграв у судьбы день в суде, ты обнаружишь, что по странному стечению обстоятельств где-то сокращается количество ударов в минуту, а где-то город украдкой вступает в сговор с людьми в чёрных пиджаках. Ты не узнаешь их: они будут недоверчивы, мнительны, пассивно-послушны, ядовиты и мелочны, и ты спрячешься в душевой кабине, пытаясь кипятком смыть с себя эту грязь, от которой так легко было отвыкнуть.

Здесь нет грязи, и воздух наполняет пространство. Здесь ты крикнешь, чтобы дождаться ответа эха, но не дождёшься. На площади Мира ночь, и с кем-то ты будешь жить в ночи, пока не воссияет средневековая казнь.

Здесь нет грязи, и мне снова будет стыдно заходить в своих ботинках.

Стучит.

Меня насквозь прошивают салюты, я распадаюсь на куски вещества, чтобы разлететься по всему пространству и отыскать. Я помню, каково это – ощущать, что твои руки дрожат, ощущать спазм в горле, когда невозможно вздохнуть, но всё это ничто по сравнению с бамбуковыми строчками. Они растут так быстро, что я не успеваю умереть. Они растут так быстро, что я не успеваю осознать и взглянуть на себя со стороны, и я знаю, чем хочу стать в будущем – камнем, который проломит чей-то висок.

Я не умею читать. Ты перебираешь мои книги, как внутренности, и цепляешь наугад одну – сердце. У неё призрачная обложка и невидимая бумага, у неё самая неблагодарная на свете работа – транслировать ненависть и боль мира, сожжённого не один раз. Сколько раз на линии я желаю говорить, и мои губы зашивает ветер, и мои пальцы коченеют, а то и вовсе подчиняются каким-то посторонним командам (может быть, я андроид, на котором кто-то ставит эксперимент?). А иногда мне кажется, что приходишь ты.

Останешься ли ты со мной в Москве?