Олег Казаков - Край Универсума. Байки из леса. Фантастические повести

– Слушаюсь мой господин.

– Сейчас притащит.

– Что за… Тебя кого просили притащить? Где старуха? Эй, красавица, как тебя звать?

– Айрин меня звать, это я уколола эту дуру.

– Не ты, та старая была

– Да я, я это! Я тогда в инкарнации была, прокачку старых ресурсов делала.

– Чего?

– Ничего, чернобровая ты моя! Извини, тогда ты модулем подпитки мне пришлась подстать. Хорошее тельце думаю, значит светлая энергия. Уколола, энергию выкачала, потом жалко убивать стало, дай думаю жизнь сохраню. Тебя потом карлики какие-то в гроб кинули стеклянный, а гроб на цепи повесили.

– Ух, отродъе ада!

– Красавица – ласково произнёс белорогий – ты не могла бы над её пальцем пошаманить? Пусть он перестанет у неё ныть, а то раздражать начинает уже.

– Ну, почему бы и нет? Ахал Арухом Антум Таурин Баларпан Вазобрал! – произнесла колдунья скороговоркой и тотчас же опухоль на пальце начала спадать.

– Спасыбо! – поблагодарила ведьму Вартунаш – Вино хочешь?

– Нет, мне идти пора. Джин, давай вези обратно. Спа-процедуры у меня: серные ванны с грязевым обкладыванием, не желаю пропускать…

Гроб был склеен, забор сиял новыми заплатами. Гастарбайтеры расположились кружком прямо под забором, пели заунывную песню и ели дыню. Ветер разносил по раю гнилостный и душный запах дыни и тягучую и вязкую, как грязная патока тоску.

Патер вызвал командира и вручил ему листок с печатями.

– Вот тебе командировка вниз, забирай своих, он дернул подбородком в сторону разомлевших террористов, на смолопровод. В конце сада, на лифте. Желаю успехов.

Примерно через полчаса установилась относительная тишина. Патер решил вздремнуть, но перед ним возник Шон со змеем. Голова змея покоилась на плече друга, а хвост волочился подобно шлейфу.

– Пойдем-ка, отче, – сказал Шон, – мы тебе БАГОНЕТ установили, я всё покажу.

Змей лучезарно улыбался черными змеиными губами и скалил белоснежные клыки.

Патер кряхтя поднялся и его торжественно проводили к месту где был установлен компьютер. Бережно, поддерживая под локотки, клиента усадили в подобие облачного кресла с подушками. Змей хвостом нажал кнопку. Засветился экран и тут с двух сторон прогремело – «сюрприз!!!» и на экране появилась известная порномодель Саша Спрей.

Доминик не находил себе места. Его грызла тоска. Рай не соответствовал его представлениям о рае, покоя не было, хотелось домой. Постоянное солнце изводило своим нахальным присутствием и некуда было укрыться. Хоть бы домик какой построили, а то все на улице, все на виду. Конечно, им спать не нужно. Доминик попытался улечься под финиковой пальмой, но она совсем не давала тени. Ему вспомнилась тихая квартирка в Париже, ночь и дождь за окном.

Доминик начал молиться, но впервые слова молитвы не доходили до сердца. Сердце молчало и не выдавала привычную порцию любви к богу. Это был приступ жесточайшей ностальгии, которая словно камень опускается на душу и выдавливает безудержные слезы, не приносящие успокоения.

– Отче, – умолял он, – дай мне покой.

Но покой все не приходил, а Отче не отзывался. И Доминик решил его поискать. Он прошелся по саду, но сад был пуст, если не считать пары низших ангелов, расположившихся на лужайке с картами.

– Отче! – закричал он в небо и тут увидел Патера на балконе.

Патер даже головы не повернул. Доминик оттолкнулся от поверхности и подлетел к перилам.

– Отче! – и слова застряли у него в горле. Патер был полностью погружен в греховный сайт.

Доминик ощутил, что предан, оплеван. Что долгие годы чистоты и воздержания были бессмысленны. Что рассказы о некой греховности, только досужие вымыслы человечества. И что служил он не высшему Абсолюту, а всего лишь злобной человеческой фантазии.

Доминик зарыдал в голос и убежал в сад, где ничком упал под деревом познания и дал волю своему горю.

– Ну и что? Мученик ты мой, как твои молитвы? – с ехидным злорадством и одновременно с иронией спросил змей у Доминика.

– Ничего, сгинь нечистый! – вытирая рукой пробубнил Доминик, которому было очень тоскливо.

– Это я нечистый? Я целомудрен, я безупречен, я идеален, я красив и умён, я даю и отбираю по заслугам, я дающий, я отнимающий, но я не нечистый. Я также чист перед миром как и ты, или Патер. К чему эти пафосные речи про чистого, нечистого, к чему? Не повторяешь ли ты старые, свои земные, ошибки, преследуя сумрачную тень человеческой фантазии, как туман стелющийся на истину?