Алексей Смирнов - Опята. Роман

Хозяин уже разгуливал по столовой в накрахмаленной рубашке и позвякивал ножом о бокалы двух разных калибров: малого – выпить, и большого – запить.

Так он выражал свое благожелательное нетерпение.

Анюта занималась последними приготовлениями: румянила щеки, наращивала ресницы, приводила в порядок оборки и складки. Она то и дело подергивала себя за гранатовые бусы, прикидывая, насколько удачно те сочетаются с давнишним подарком мужа, тоненькой золотой цепочкой. Сменила сережки на клипсы, потом одумалась и сделала, как было раньше. А пальцы с остро заточенными ногтями погрузила в разноцветные блестки, чтобы прилипли.

Из столовой слышались восхищенные возгласы: каждый прибывший не упускал несчастного случая похвалить недавний ремонт, который удался не во всем и не везде.

– Обои, – со знанием дела говорил Кушаньев. – Все дело в обоях.

– Да нет, в портьерах, – возражала ему жена.

– Портьеры – в спальне, – заметил окулист Извлекунов: маленький, упругий, чернявый, похожий на извлеченное из-под века инородное тело. Таким он и был – особенно когда напивался: соринкой в глазу.

– Кропили квартиру? – озабоченно вмешалась Оранская: маленькая, неопределенного возраста сухопарая дама в очках, работавшая в обществе «Знание». И там она занимала свое, от века ей назначенное место, ибо все знала о демонах, заговорах, наговорах и приговорах, да в придачу прочла десять томов Карлоса Кастанеды, после которых полностью сошла с незатейливого ума: одолела все книги Лазарева, среди них были даже ненаписанные – до поры, а также Малахова, Мулдашева и Блаватской.

Амбигуус недвусмысленно удивился:

– Зачем?

– После ремонта всеми рекомендуется пригласить священника и совершить над квартирой обряд, – Оранская поджала губы. – Иначе в новом и чистом месте может поселиться неведомое и незваное. Кроме того, у меня есть знакомый и надежный человек, который ходит с рамкой…

– Какой он ходит? – провокационно подмигнул Извлекунов.

– Носит рамку, – ровным, натянутым тоном отозвалась Оранская. – Возможно, – она обратилась к хозяевам, вставшим навытяжку, – у вас неправильно расставлена мебель, особенно супружеская постель.

– И что же случится? – испугалась Анюта.

– Энергетически неправильно расставлена… – гнула свое приятельница, будто не слыша. – Возможны несчастья… Есть и знакомый с лозой и слезой; где дрогнет лоза, там капнет слеза…

Но тут Ключевой и Крышин переглянулись, кивнули, ударили в ладоши:

– Мы тоже знакомы с Лозой и всегда плачем, когда слушаем его песни… Но не пора ли нам, господа… закусить и оценить хлебо и сольство наших хозяев? Томительное созерцание, – они указали глазами на стол. – Нам бы подкрепиться с дороги.

– А кто там плачет? – спросила добрая и толстая терапевт Краснобрызжая, усаживаясь на специально приготовленные два стула. Она была невообразимо, болезненно полна. В ее кабинет провели даже специальный шнур, потому что иначе она не могла завести руку за спину, запрокинуться и дотянуться до кнопки вызова больных. Ее называли настоящей участковой, ибо на нее приходился огромный участок пространства, росший прямо пропорционально съеденному.

– Отпрыск, – отмахнулся Артур Амбигуус. – Скотина. Не слушайте, накладывайте себе салат. Берите шпротики. Урод он и есть урод, – добавил хозяин, покосившись на запертую комнату. – У нас же семья. А какая песня без баяна?

– Слушайте анекдот! – Гастрыч весело закатал рукава. – Приходит, значит, мужик домой неожиданно. А баба его хахалю своему…

Была в нем какая-то обволакивающая мандалообразная камбалообразность, привлекавшая женщин.

3. Секрет

Сильно подвыпившая Оранская сняла туфлю и начала бить каблуком по столу – приподняв, правда, скатерть и подложив салфетку, где мгновенно образовалась рваная рана. Казалось, ей хочется либо начать, либо закончить ядерную войну.

– Послушайте, что я вам скажу, – сказала она. – Мальчик находится в стадии поиска. Мальчик ищет потустороннего, космического опыта. И я читала, что некоторые галлюциногенные грибы помогают людям прийти в нормальное людское состояние, при котором разрушаются барьеры, размываются границы, и все запредельное становится зримым, доступным… Вы зря наказали Артурчика.

Миновал всего час, но уже через десять минут все были основательно навеселе.

– А где же малец? – бодро поинтересовался Ключевой, хотя сей вопрос обсуждался не менее десяти раз.