Александр Винник - Катастрофа в Милтауне

Однажды Эзра приехала ночью раньше обычного. Фэди еще находился в лаборатории и, услышав стук двери, собирался подняться к себе. Он почти никогда не ложился спать, пока не знал, что Эзра уже дома.

Фэди не успел выключить аппарат, как дверь открылась и в комнату вошел Ралф.

– Ты еще не спишь, мученик науки? – По всему видно, он изрядно выпил. – Эзре что-то не здоровится, и она попросила подвезти ее. Но к себе не пустила… Недотрога, – со злостью добавил Ралф. – А ты все кошек гладишь?

– Уже не глажу, – мрачно промолвил Фэди.

– С чего бы это? – с иронией спросил Ралф. – Или на людей перешел?

– Ты с ума сошел! – вскочил. Фэди. Ралф удивленно взглянул на него.

– Чего ты так испугался?

Фэди как-то весь обмяк. Его в эту минуту покинула неприязнь к Ралфу, хотелось хоть кому-нибудь высказать мучившие его мысли.

– Я не знаю… Это может быть и не так, – сказал он сбивчиво. – Бэтси издохла. У Клака, пса нашего, тоже начинает вылезать шерсть. Может быть, это от того, что я их облучаю… Нужно обратиться к меди­кам.

Фэди взволнованно ходил по комнате.

– Успокойся, Фэди, – сказал Ралф. – Сядь и расскажи толком, в чем дело.

– В чем дело? – переспросил Фэди с таким видом, как будто его разбудили после глубокого сна. – О чем рассказать?

Он несколько минут помолчал и заговорил совсем спокойно:

– Мне удалось усовершенствовать индикатор. Это очень важно. Я уже говорил тебе, что доза биотоков, излучаемых живыми организмами, различна. Это зависит от их объема, интенсивности деятельности каждого органа, от привычек, даже от характера… В общем так же, как нет двух человек с одинаковым сочетанием линий на пальцах рук. Это называется у нас дактилоскопией… Так нет и двух существ, у которых одинаковая доза излучаемых биотоков. Вот этот индикатор, – Фэди указал на небольшой аппарат рядом с экраном, – когда мы направляем луч на интересующий нас объект и получаем рельефное, стереоскопическое изображение, он автоматически включает устройство, делающее изображение осязае­мым.

– Неужели удалось? – спросил Ралф.

– Да, – ответил Фэди. – Но Бэтси давала другие-показатели, чем Клак. Кроме того, я испытывал действие аппарата на воробья и кур.

– А человек? – спросил Ралф.

– Человек? – взволнованно переспросил Фэди. – Я боюсь… Бэтси сдохла. У Клака выпадает шерсть… Может быть, это излучение. Радиация. Мы же не знаем природу луча.

– Пустяки, – спокойно произнес Ралф. – Ученый не должен быть таким щепетильным. В былые времена считалось предосудительным препарировать во имя науки кролика. Невежество! Средневековье! Если слушать этих слюнтяев, наука будет ползти вперед черепашьим шагом. Ты знаешь, что я скажу тебе как другу? Я не считаю преступниками тех, кто вовремя войны производил опыты на военнопленных. Для того чтобы победить болезнь, надо изучать ее на людях. Подумаешь, я умертвлю сотню–другую. Найди я исцеление от недуга, которым страдают тысячи, кто меня осудит?

– Ты это всерьез?

– Романтик! – брезгливо свел губы Ралф. – У тебя здесь нет чего-нибудь выпить?

– Ты, по-моему, и так уже хорош, – сказал Фэди.

– Святоша! – презрительно произнес Ралф, но, увидев, что Фэди обиделся, попросил: – Принеси, будь добр, выпить…

Спустя пять минут Фэди вернулся в лабораторию и увидел, что Ралф впился глазами в экран, словно врос в него.

Фэди тоже взглянул на экран.

Он увидел угол комнаты, туалетный столик с зер­калом. И в нем глаза Эзры. Большие, задумчивые. Какое-то мгновение она была неподвижной. Потом взяла со столика баночку с кремом и начала втирать его себе в кожу. Прическа ее была освобождена от приколок, и волосы свободно рассыпались по обнаженным плечам.

Изображение было настолько рельефным, что Фэди казалось, будто он ощущает даже запах духов, которые она употребляла.

И вдруг на экране возникла рука. Она приблизилась к Эзре и коснулась ее плеча.

Фэди встретился в зеркале с удивленными глазами Эзры и увидел, как она дернула плечом, точно пытаясь сбросить с него руку, и оглянулась. И Фэди опять показалось, что ее удивленные глаза глядя г. прямо на него.

Он оттолкнул Ралфа и выключил аппарат.

Может показаться странным, что о новой болезни не писали газеты. Известно, как падка журналистская братия на всевозможные сенсации.

Вы помните, конечно, сколько страниц было посвящено маникюрщице, которая удостоилась чести принимать на своей квартире военного министра, считавшегося почтенным человеком, прекрасным семья­нином. Оказалось, однако, что он предавался с упомянутой маникюрщицей таким утехам, о которых не принято говорить даже в самом развращенном обществе.