Владимир Михайлов: Дверь с той стороны (сборник)

– Отдохнем, – сказала она.

– Хочешь посидеть?

– Совершим набег на какую-нибудь компанию.

Они направились в бар. Там уже сидели Инна Перлинская и писатель. Истомин вскочил и поспешно придвинул ей кресло.

– Хотите выпить? Инна, Мила?

– Минеральную, – сказала Инна шелестящим, напряженным полушепотом, словно поверяла тайну. Затем повернулась к Миле. – Этот костюмчик с Анторы? Очень милый. У них, на этой планете, есть вкус. Ваш муж очень сердит? Я немного побаиваюсь его.

– О, разве можно его бояться?

– Мы ведь конкуренты. После того, как театр признал непредсказуемость развязки, когда древний принцип импровизации возвратился на сцену, мы стали серьезно конкурировать со спортом, с играми.

– Это не конкуренция, – сказал Еремеев. – Это соревнование. А спорт и есть соревнование.

– Вы обязательно должны увидеть меня – хотя бы в спектакле «Я утром должен быть уверен!». Классика, но как современно звучит! Вещь прошла у нас уже пятьдесят раз, и ни в одном представлении действие не повторялось дальше второй картины. Пятьдесят разных развитий, разных финалов. В каждом я находила новый поворот! Открытие сезона – через неделю, я смогу помочь вам… Спасибо, милый, – поблагодарила она Истомина. Жест был исполнен величия. – Да, представьте, я сделала прелестный комплект здесь, на корабле, – специально для открытия…

– …Я всегда заранее знаю, забью или нет. Бывает, выйдешь на хорошую позицию, все ждут – миллионы людей! – а я чувствую: не пойдет. И отдаю пас. Раньше я все равно бил по голу, но стоит неудачно пробить – начинаешь сомневаться в себе, и потом так и уходишь с поля, не забив. – Он на миг помрачнел, голубые глаза потемнели.

– На Анторе я сыграл плохо. Не видели? Никудышно. Встретился с Милой, – какая тут игра… Стыдно. Вспоминаю, как грустно играл – и места себе не нахожу… – он говорил быстро, ему, видно, давно хотелось выговориться и выслушать слова утешения, не формально-вежливого, а подлинного: собеседник в таких случаях искал не слова, а мысли, которые помогли бы другому собраться с силами.

– Да, это случается, – кивнул Истомин. – Такая ситуация есть у… Вы читали Карленко?

– Карленко? Не помню. Наверное, нет.

– Что же вы читаете?

– Вообще-то много. Не помню сейчас, что было последнее. Как-то не заинтересовало. А вообще когда-нибудь люди, наверное, будут уметь все. И хорошо сыграть, и написать…

– Это самообман, – не сразу ответил Истомин. – Сто или двести лет назад люди так же думали о наших временах: эпоха гармоничных людей… Но не гармоничные осуществляют прогресс, а те, кто направлены в одну точку. В сутках по-прежнему двадцать четыре часа, требования же стали куда выше. Литератор с техникой прошлого столетия сейчас не издал бы и первой книжки. Вот, например, Ругоев – читали?..

– Это совершенно точно. Я видел записи старых игр. Мы бы сделали их за десять минут. И тренируемся мы – они не выдержали бы таких нагрузок.

– Когда же тут заботиться о гармоничности? Допустим, после путешествия хорошо было бы пожить где-нибудь в лесу или на озере – мячик, удочка… Но завтра на Земле я войду в свой кабинет, а у меня выработался рефлекс: там я должен писать…

– Вы себя настраиваете так? Или это от рождения?

– Да, наверное, так же, как и у вас.

– Я – другое. Меня евгенизировали. Заранее… ну, когда меня еще не было, исправили генетическую картину, чтобы я был по-настоящему пригоден для спорта. Отец мой был хороший центр и хотел, чтобы я был еще лучше. Правда, вышел из меня хав. Средняя линия, как говорят у вас.

– Это хорошо, у вас не должно возникать сомнений.

– Ну, цену себе я знаю. Умею играть в пас, обвести, отобрать, владею финтами, силовыми приемами, вижу поле, могу выбрать позицию. Дрибль, скорость, игра головой, устойчивость в стычке и удар, конечно. Чувствую мяч, как часть своего тела. И все это знаю. Завтра увидите, как меня будут встречать. Хотя сыграл я из рук вон плохо – и все же… А вас как встретят?

– Ну, таких, как я, не очень знают. Известны те, кто пишет книжки-колоды. Вам, наверное, попадались: на плотном пластике, на каждом листке с обеих сторон – законченный эпизод.

– Как же, конечно. Тасуй, как хочешь – каждый раз получается совсем новая книжка. И складно.

– А я так не умею, визия тоже не тянет. Пишу потихоньку. А вы, значит, в ожидании триумфа?

– Понимаете, это не главное. Тут все вместе. Небо. Облака. Ветерок. Стадион. Много воздуха, пахнет цветами… Команда. Мяч. А ребята будут ругать. Всерьез. Иначе нельзя: играл-то плохо. Подумаю об этом – и сразу хочется: пусть не завтра, пусть на недельку позже… Мила что подумает? Но ничего не поделаешь.