Сергей Гончаров - Наверху рушились города…

Пётр Валерьевич предвкушал встречу с Аллой, новой подругой. Хоть он и разменял четвёртый десяток, его мужской силе могли позавидовать многие подростки. Хватало и на подруг, и на жену. Мешал лишь избыточный вес. В последние года стала привычной трёхзначная цифра на весах. Пётр Валерьевич собрался с ней бороться: купил беговую дорожку, скакалку, гантели. Не мог лишь приступить к борьбе.

Машина свернула на улицу Хачатуряна, проехала мимо остановки, где спал забулдыга.

– Сделай чуть холоднее, – приказал Пётр Валерьевич.

Он расслабил узел галстука, оторвал мокрую рубашку от тела. Чувствовал, что начинает возбуждаться. Стоило представить Аллу, как в низу живота становилось горячо, оттуда жар распространялся на всё тело. В юности Петру Валерьевичу приходилось по пять-шесть раз в день «сбрасывать пар». Сейчас, конечно, возраст брал своё. Утром с женой, вечером с какой-нибудь из «подруг».

Толик настроил температуру климат-контроля на шестнадцать градусов, затем прибавил газу. Лично ему хотелось немедленно выйти из машины, чтобы погреться в лучах весеннего солнышка. А сделать это можно, лишь доставив босса на адрес.

Промчались мимо мечети. Чуть дальше правую полосу перегородило чудо отечественного автопрома, которое почему-то зовётся автомобилем. Выходец с южных границ России менял пробитое колесо. На светофоре с улицей Санникова ни машин, ни пешеходов. Толик начал притормаживать.

– Давай езжай! – рыкнул Пётр Валерьевич.

Толик послушно поддал газку. Зачем лишний раз злить босса?

Навстречу промчалась дорогая иномарка. Её динамики разрывались от музыки. За рулём сидел парень лет восемнадцати. Пётр Валерьевич с ужасом подумал, что и его сын ведь наверняка так же по-дурацки ведёт себя на дороге. Но эти мысли быстро забылись – их вытеснила Алла.

Светофор на Отрадной улице проскочили на зелёный сигнал. Толик вдавил педаль газа. Машина быстро набирала скорость.

– Давай-давай, – Пётр Валерьевич наклонился между сидений и посмотрел вперёд. – Езжай. Мне сегодня везде зелёный свет.

Когда стоп-линия находилась в ста метрах от капота, на светофоре загорелся жёлтый.

– Давай-давай! – почувствовал сомнения шофёра Пётр Валерьевич. – Проскочим.

Когда загорелся красный, они выехали на перекрёсток. Наперерез им тронулась серебристая иномарка. Депутат Мосгордумы предпринял попытку спрятаться за сиденье, но сильный удар кинул его грузное тело в лобовое стекло.

Костик увидел свет. Сжал пальцы в кулак и почувствовал, как вспотели ладони. Вдали маячила тонкая фигура. Она слегка пошевелилась, а затем растворилась в белоснежном сиянии. Костя попытался её позвать, но губы не слушались. Хотел последовать за ней и тоже не смог. Руки и ноги весили целую тонну. Костик глубоко вдохнул. Рядом что-то зашумело или засопело…

Костя распахнул глаза. Запоздало осознал, что не было никого света в конце тоннеля. Его голова попросту повёрнута к окну, сквозь еле-еле приоткрытые веки он видел ресницу, которая и показалась фигурой.

А сопел он сам. Костик выплюнул трубку. Во рту остался привкус пластмассы. Наклонился над краем постели, схватился за железный поручень и несколько раз сплюнул на пол, выложенный уродливой, коричнево-голубой, плиткой. Несколько мгновений размышлял, какого ляда у него в доме такая убогая плитка?! Затем ещё раз сплюнул, пытаясь избавиться от вкуса пластмассы во рту. На локтевом сгибе левой руки неприятно покалывало. Костик вновь откинулся на подушку и увидел, что туда вставлена игла катетера.

В этот момент он и понял, что находится в больнице. Вторая койка от окна. Всего насчитал восемь. На трёх, возле противоположной стены, кто-то лежал. Сладковатый запах разложения щекотал ноздри. Костик увидел, что его капельница пуста. Вырвал иглу, опасаясь, чтобы воздух не попал в кровь. Запоздало подумал, что он бы туда уже давно попал.

Несколько мгновений вспоминал, что вообще делает в больнице. Помнил, как сдал материал в конце рабочего дня. Попрощался с Николаем. Возле выхода придержал дверь доставщику воды. На парковке какой-то урод с самарскими номерами перегородил ему выезд, благо телефон под лобовым оставил.

А вот что было после, Костик не помнил. Так бывает после сильнейшей пьянки, когда очухиваешься в постели и не понимаешь, как туда попал.

Костя наклонился над краем, схватился за железный поручень, и ещё раз сплюнул тягучую слюну с привкусом пластмассы. Затем медленно сел. Его полностью раздели, простыня, которой был прикрыт, соскользнула на пол. На ногах виднелись следы от огромных синяков. На левом боку тоже различались остатки обширной гематомы.